– Как же медленно до тебя доходит, друг мой Литума, – вздохнул лейтенант. И похлопал его по плечу ободряюще. – Но ничего, похоже, ты начинаешь соображать. Верно я говорю?
Дальше, до того облупленного и ветхого дома, где размещалась полиция, они шли молча. Лейтенант забрасывал Главное управление гражданской гвардии рапортами, утверждая, что, если не будут приняты срочные меры, потолок рухнет ему на голову и что заключенные только из вежливости или из сострадания к властям не разбегаются из камер, ибо стены их источены жучком и прогнили до основания. Ему всякий раз отвечали, что как только будет утвержден бюджет, на ремонт его участка выделят ассигнования. Луна скрылась за тучей, и, чтобы отпереть замок, пришлось зажечь спичку. Лейтенант, как всегда, довольно долго возился с ключом. Потом зажег еще одну спичку и стал шарить сперва на пороге, потом подальше, но тут спичка догорела до пальцев, и, выругавшись, он дунул на нее. Литума кинулся за лампой и принялся зажигать ее, на что ушло много времени – руки его не слушались. Наконец вспыхнуло пламя: красный язычок с синей сердцевиной заметался из стороны в сторону, а потом выпрямился. Обнаружился конверт: он торчал из щели. Литума видел, как лейтенант, присев на корточки, осторожно, как нечто хрупкое и бесценное, поднял его с пола и взял в руки. Литума наперед угадывал все, что сейчас сделает лейтенант, и ни разу не ошибся: вот он сбил фуражку на затылок, снял очки, уселся, широко расставив ноги, на край письменного стола и, очень бережно распечатав конверт, двумя пальцами извлек из него белый полупрозрачный листок бумаги. Литума увидел строчки аккуратных букв, заполнявших всю страницу. Он поднес лампу поближе, чтобы лейтенант мог читать без помехи. Он с беспокойством следил, как медленно двигаются глаза лейтенанта слева направо и опять слева направо и как мало-помалу наплывает на его лицо выражение озабоченности или неудовольствия или того и другого вместе.
– Ну что? – спросил он, сочтя, что лейтенант дочитал.
Вместо ответа лейтенант выругался. Рука его, державшая белый листочек, опустилась на колено.
– Застрелился? – спросил Литума, тянясь за листком. – Позвольте глянуть, господин лейтенант.
Лейтенант протянул ему бумагу и, пока Литума читал и перечитывал ее, веря и не веря, понимая и недоумевая, сказал:
– Он не только застрелился, Литума. Он сначала еще застрелил Алисию.
Литума, вскинув голову, уставился на своего начальника. Он не знал, что тут нужно говорить, что надо делать. Лампа была у него в левой руке, и, судя по тому, как плясали огромные тени на потолке и на стенах, рука эта сильно дрожала. Лицо лейтенанта исказила гримаса: Литума видел, как он моргает и жмурится, словно от режущего света.