Максимы и моральные размышления (Ларошфуко) - страница 30

Сила всех наших страстей зависит от того, насколько холодна или горяча наша кровь.

Умеренность того, кому благоприятствует судьба, – это обычно или боязнь быть осмеянным за чванство, или страх перед потерей приобретенного.

Умеренность в жизни похожа на воздержанность в еде: съел бы еще, да страшно заболеть.

Мы любим осуждать людей за то, за что они осуждают нас.

Гордость, сыграв в человеческой комедии подряд все роли и словно бы устав от своих уловок и превращений, вдруг является с открытым лицом, высокомерно сорвав с себя маску: таким образом, высокомерие – это в сущности та же гордость, во всеуслышанье заявляющая о своем присутствии.

Тот, кто одарен в малом, противоположен свойствами характера тому, кто способен к великому.

Человек, понимающий, какие несчастья могли бы обрушиться на него, тем самым уже до некоторой степени счастлив.

Нигде не найти покоя тому, кто не нашел его в самом себе.

Человек никогда не бывает так несчастен, как ему кажется, или так счастлив, как ему хочется.

Тайное удовольствие от сознания, что люди видят, до чего мы несчастны, нередко примиряет нас с нашими несчастьями.

Только зная наперед свою судьбу, мы могли бы наперед поручиться за свое поведение.

Может ли человек с уверенностью сказать, чего он захочет в будущем, если он не способен понять, чего ему хочется сейчас.

Любовь для души любящего означает то же, что душа – для тела, которое она одухотворяет.

Не в нашей воле полюбить или разлюбить, поэтому ни любовник не вправе жаловаться на ветреность своей любовницы, ни она – на его непостоянство,

Любовь к справедливости рождена живейшим беспокойством, как бы кто не отнял у нас нашего достояния; оно-то и побуждает людей так заботливо оберегать интересы ближнего, так уважать их и так усердно избегать несправедливых поступков. Этот страх принуждает их довольствоваться благами, дарованными им по праву рождения или прихоти судьбы, а не будь его, они беспрестанно совершали бы набеги на чужие владения.

Справедливость умеренного судьи свидетельствует лишь о его любви к своему высокому положению.

Люди не потому порицают несправедливость, что питают к ней отвращение, а потому, что она наносит ущерб их выгоде.

Перестав любить, мы радуемся, когда нам изменяют, тем самым освобождая нас от необходимости хранить верность.

Радость, охватывающая нас в первую минуту при виде счастья наших друзей, вызвана отнюдь не нашей природной добротой или привязанностью к ним: она просто вытекает из себялюбивой надежды на то, что и мы в свою очередь будем счастливы или хотя бы сумеем извлечь выгоду из их удачи.