– Доигрался, прости Господи! Седина в бороду, бес в ребро! Наказал Бог! Наказал! – запальчиво воскликнула женщина и истово перекрестилась.
– Среди тех, кто служил в театре, упоминается и имя вашего таинственного господина Нелидова. Любопытное, однако, совпадение!
Следователь замолчал и задумался на несколько мгновений. Есть ли тут какая-нибудь связь? Придется побеседовать с этим странным литератором и с его возлюбленной.
– А теперь где Нелидов находится, в Эн-ске?
– Не знаю, сударь, в том-то и дело, может, у себя в Грушевке, а может, он в Петербург подался. Только вы тут его и отыщите, да и арестуйте!
– Вот те раз, – изумился следователь. – Где же я его разыщу и что я ему, с вашего позволения, скажу, на каком основании я его арестую? Нет, голубушка, уж коли вы пришли ко мне, так должны знать, что я за дело берусь обстоятельно. И если действительно в этой истории есть преступление, мы его будем расследовать. А для этого мне надо по крайней мере поговорить с госпожой Алтуховой. Так что в скором времени придется мне навестить этот ваш Эн-ск.
Когда Матрена Филимоновна ушла, переваливаясь с ноги на ногу, следователь отправился к родственнику, некогда служившему инспектором в Институте благородных девиц. Хорошевский – так звали кузена – имел богатую библиотеку и чрезвычайно удивился, когда Сердюков попросил у него на некоторое время том французских сказок. Вернувшись поздно вечером в свою холостяцкую квартиру, Константин Митрофанович наскоро проглотил ужин, оставленный кухаркой, и устроился читать. Было уже далеко за полночь, когда сон и усталость сморили следователя. Лампа едва горела, фитиль коптил, на стене дрожали тени. Книга выпала из рук, глаза закрылись сами собой. Сердюков спал и во сне видел ужасного графа по прозвищу Синяя Борода. Полицейскому снились молодая жена графа и замок с тайной комнатой, которую открыла любопытная женщина, а в ней – тела прежних жен, которых граф злодейски убил.
Софья Алексеевна Алтухова была неприятно изумлена, когда в ее доме появился высокий белобрысый мужчина средних лет, представившийся следователем петербургской полиции. Гостю пришлось долго ожидать в гостиной, пока хозяйка приведет себя в надлежащий вид. Софья Алексеевна приняла гостя в скромном домашнем платье, с наскоро убранными волосами. Нет, она вовсе не была неряхой, совсем наоборот. Ни разу она не дала повода для пересудов по поводу криво надетой шляпки или прядей, выбившихся из гладкой прически. Всегда затянутая в корсет, прямая и строгая, как учительская указка, она подавала пример своим ученицам в женской гимназии, где преподавала русскую словесность и историю. В маленьком городишке, где все друг друга знают в лицо, где могут запросто явиться на дом родители учениц, сами ученицы или, не дай бог, гимназическое начальство, Софья Алексеевна не могла позволить себе быть неопрятной, не могла быть застигнутой врасплох. И посему, даже если она и вовсе не выходила из дому, то все равно была строга к себе, и отражение в зеркале оставалось самим непреклонным судьей.