по части сбора клюквы и морошки. Вот и сгодились старые мостки…
Примерно с четверть часа они шли вдоль левого берега, поросшего в этом месте невысоким еловым лесом, разнообразным кустарником и папоротником. Затем Лузанка, вильнув вправо, пропала в мокрой и болотистой лощине. Уваров, отыскав какую-то давно уже нехоженую тропку, повел их далее в северо-западном направлении; причем тропка эта петляла одновременно с ручейком, вдоль которого они двигались, а сам ручей истончался, пока его русло – они шли вдоль него вот уже почти два часа – не сузилось до полуметра.
Под ногами у них иногда хлюпало, но покамест благодаря Уварову по-настоящему топкие места по дороге им не попадались.
– Командир, может, давай теперь я маленько «калаш» понесу? – чуть притормозив, сказал Леха-Дизель. – Ты небось уже плечо себе ремнем натер.
– Топай, солдат, не отвлекайся от дороги, – ответил Анохин, теперь постоянно двигавшийся в их группе замыкающим. – Пусть наш «калаш» заряжен только холостыми… все ж без оружия я чувствую себя, как голый на морозе!
Спустя, наверное, минуту Леха опять стал притормаживать.
– Что еще? – спросил Анохин. – На хрена тебе лишняя тяжесть? Самое трудное впереди, так что береги силы, дружок…
– Командир…
– Что тебе?
– Спасибо… что не позволил «синим» порезать меня тогда, в столовке!
– Ты уже говорил это, Леха. Ты ведь тоже поддержал меня, когда кому-то из «синих» подножку поставил? Так что мы с тобой, считай, квиты.
Ручеек, вдоль которого они двигались, вдруг исчез…
Разом, как будто заколдовали, потерялся в густой траве.
Федор Уваров вдруг застыл в нерешительности, словно не знал, куда им теперь дальше двигать.
Побродив по небольшой сумрачной лощине, где этот самый ручей, который они потеряли, разбился, кажется, на добрый десяток ручейков, струек, ниточек, шелестящих в сочной густой травке, Федор, сдается, нашел то, что искал… Во всяком случае, не издав ни единой реплики, он вновь двинулся вперед, к какой-то известной лишь ему цели.
Очень скоро этот другой уже ручей – или все тот же, старый, – вдоль которого они двигались, уперся в обширную, более полукилометра в диаметре поляну. Из-за разрыва в тучах на какие-то мгновения выглянуло солнце. Устланная густым, приятным глазу ковром изумрудно-зеленой травы, эта открывшаяся их взорам поляна вся искрилась от света, дробящегося в мириадах лужиц и десятках мелких ручейков, которые скатывались полого вниз и растекались по видимой глазу болотистой пойме, кочковатой, во многих местах обильно покрытой зарослями морошки…
– Это сердцевина Карачаевских мхов, – пояснил им Уваров. – Вот сюда когда-то наведывались люди из ближних деревень… когда там еще было какое-то население. Знатная, однако, здесь растет морошка. В наших краях ее называют даже царь-ягодой.