– Красиво смотрится, – с нотками беспокойства в голосе произнес Анохин. – Я болото, признаться, как-то по-другому себе представлял… Не засосет нас здесь с концами, Дед?
– Живы будем, не помрем, – философски ответил Уваров.
Он обошел ближние кустики, как будто чего-то разыскивал. А и правда… какую-то жердь из-под куста выдернул. Чуть потемневшую от времени, но еще крепкую, длиной немногим более трех метров «палицу».
– Летось оставил здеся, как будто знал, что вернусь, – пояснил он глядящим на него с недоумением спутникам. – Топора-то у нас нет, чтобы вырубить приличную слегу… вот и старая сгодилась! Эт-то штоб дорожку во мхах ш-шупать… И вооп-пще! Адские мхи, однако… С такими вещами, паря, не шутят!
Они шли по болоту вот уже около полутора часов. Оно было совершенно не похожим на морошковое – то крепкое, кочковатое, а где-то и пружинящее упруго, а это… Оно жутковато колыхалось под ногами, отчетливо хлюпало, чавкало утробно при каждом шаге, так, словно люди шли не по мхам, а по тончайшей пленке, под которой волнуются океанские волны…
Уваров, как и прежде, бодро семенил впереди, почти не пользуясь при этом своим длинным «щупом». У Анохина и солдата Лехи, которые едва поспевали за Дедом, у каждого при себе по «посоху»: эти полутораметровой длины сучковатые палки они подобрали заблаговременно, когда проходили полосу сухостоя. Дождь, моросивший с утра, теперь, после полудня, более не давал о себе знать. Мало того, ветер заметно растолкал по небу хмарь, так что в разрывы вот уже несколько раз показывалось солнышко.
А болоту все не было конца и края.
В какой-то момент Анохин, идущий замыкающим, обернувшись в очередной раз, сделал не очень приятное для себя заключение. Кажется, они давно уже бредут без тропы… Она, эта тропка, которую они оставляли за собой, исчезла, растворилась, пропала с концами у них под ногами, потерялась где-то в мягком податливом мху, под которым колышется многометровая толща болотной жижи. При каждом новом шаге нога мягко утопала… проваливалась в мох, где чуть, а где заметно подминая его под себя… Ну а потом мох вновь распрямлялся и становился таким же девственным, как и прежде.
Удивительно, однако, обстояло дело: они шли по этому обманчиво красивому ковру, совершенно не оставляя после себя следов…
Чем дальше, тем труднее им было продвигаться вдоль цепочки приземистых холмиков, – мелкие кочки не в счет – расстояние между которыми на деле составляло где-то с полсотни шагов, а где-то и поболе сотни.
Нога при каждом шаге погружалась уже не просто в мох, а по щиколотку, до середины голени, а порой и до колена уходила в вязкую грязно-коричневую жижу…