Скрипнула дверь.
В палату снова заглянула процедурная сестра, и наваждение моментально исчезло. И жуткое лицо, и выкатившийся глаз. Словно из священника ушло некое существо, проступившее сквозь его облик.
— Батюшка, — смиренно сказала сестра, — Господь призывает на рентген.
— Рясу надо будет снимать? — спросил отец Кирилл прежним голосом, которым рассуждал о медицине и пиве. Он снова выглядел простодушным деревенским попом. Подросток шевельнулся, открыл глаза и, оттянув наушник, прочистил указательным пальцем слуховой проход. — Мне бы не хотелось без рясы, а то у вас сестры молоденькие ходят. Увидят вдруг батюшку в трусах, несовместимо как-то с благоверным образом.
— Наши сестры и не такое видели, — задумчиво произнес Андрей.
— Да? — коротко удивился священник. — …Так вот, я бы, конечно, спросил у своего начальника: отчего у меня руки иногда трясутся, словно после праздника Троицы? Но больно отвлекать неохота.
Он крякнул, поднялся и тяжелой поступью вышел из палаты. Его ряса сзади была мятой. Андрей услышал, как в коридоре отец Кирилл обратился к медсестре и получил кроткий ответ, что божье благословение могло быть щедрее в отношении ее зарплаты. Подросток переключил альбом в МРЗ-плеере и, откинув голову на подушку, снова вырубился. Андрей неподвижно сидел возле пустой кровати, словно ужаленный парализующим ядом. На коленях лежала медицинская карта, раскрытая на чистом листе, где должен будет стоять диагноз. В ушах продолжал звучать голос батюшки, пересказывающий историю Иова, а перед глазами маячил налитый кровью глаз.
Андрей сидел так около минуты, затем тряхнул головой и принялся писать.
Буквы получались резкими, острыми, напоминая мозговую активность на ЭЭГ в фазе быстрого сна. Покрыв записями половину страницы, кончик шариковой ручки стал оставлять лишь вдавленные следы. Андрей вытащил стержень и с досадой убедился, что в нем закончилась паста.
При себе запасной ручки не было. В палате тоже. Пришлось бежать в ординаторскую. Во внутреннем кармане его пиджака лежал «паркер» с позолоченным колпачком, подаренный еще Анжелой. Когда Андрей полез за ним, пальцы наткнулись на торчащие из блокнота края тетрадного листка.
Первая мысль была: почему он лежит здесь, а не в кармане халата? Затем доктора Ильина пронзило острое, как пика, воспоминание.
Он развернул лист и уставился на неуклюжий карандашный набросок, сделанный два дня назад. Голос отца Кирилла, все еще бормочущий что-то у него в правом ухе, вдруг отчетливо произнес: «Когда будет нужно, Он подаст знак».
Авторучка и те мелочи, которые Ильин собирался ею записать, моментально вылетели из головы. Стены ординаторской вдруг раскрылись, потолок исчез, и Андрей обнаружил себя на равнине. Перед ним возносилась в небо могучая статуя. Разведенные в стороны руки словно приглашали войти в ее владения. Глядя на каменное изваяние, Андрей неожиданно вспомнил, о чем думал во сне.