– Это, естественно, не тайна, – медленно, словно тщательно подбирая слова, произнес Дмитрий Петрович. – Тем более что я преподаю детям…
– Местным гениям? – улыбку, держим улыбку.
– Местным гениям, – кивнул Дмитрий Петрович, – я преподаю основы литературного творчества.
– Учите писать «Войну и мир”? – с пониманием произнес Шатов. – И что – уже есть, хотя бы, «Севастопольские рассказы”?
– К сожалению… – Дмитрий Петрович поджал губы почти оскорбленно, словно то, что спросил Шатов было неприлично.
– Странно…
А реакция у дедушки действительно слишком необычная. Излишне болезненная. Когда-то Шатова назвали специалистом по тыканью в болевые точки. Невинными вопросами он мог довести человека до точки кипения. Кажется, в непробиваемой пластилиновой маске Дмитрия Петровича имеет место дырочка.
– Картины и скульптуры весьма и весьма получились у выпускников. Надо полагать, что и литературная деятельность…
– Не надо полагать. Литература – это особый вид искусства. Особенно проза. От художника, – Дмитрий Петрович чуть поморщился, – от того художника, который работает кистью или резцом, – никто и не ожидает правды. Я так вижу! Вы слышали подобное заявление? Он так видит. И трава у него малиновая, небо желтое…
– А квадрат – черный, – подхватил Шатов.
– А квадрат, представьте себе, черный! – с нажимом подтвердил Дмитрий Петрович. – А в прозе…
– Знаете, в прозе мне тоже часто встречалось, бог знает что, типа черного квадрата, – Шатов снова улыбнулся. – И, тем не менее, мы это изучали в университете, как классику.
– Классику? Что ваши преподаватели вообще понимают в литературе? – лицо Дмитрия Петровича пошло пятнами. – Отражение действительности! Бред. Кому нужно отражение действительности? Люди читают книги вовсе не за этим…
– Странно, а мне казалось…
– Что вам казалось? Что писатель это тот же журналист, только статьи пишет побольше? Что вам казалось?
– Подождите, Дмитрий Петрович, вы очень страстно меня начали обвинять, а я вовсе и не собираюсь с вами спорить. Я вообще нахожусь в невыгодной позиции. Вы вон как жестикулируете, а я, чтобы выразить свое возмущение, максимум могу скорчить гримасу или, извините, пукнуть. И, кроме этого, вы мои произведения, похоже, читали, а я ваших – нет. Во всяком случае, не знаю, какие из них ваши, а какие – нет. Я вашей фамилии даже не знаю.
– Фамилии? На кой черт вам моя фамилия? – Дмитрий Петрович уставился на Шатова, не мигая.
– Как зачем? А вдруг мне попадалось ваше произведение? И оно мне понравилось? Как мы с вами сможем обсуждать ваше творчество?