На другое утро Денни потащил Эндрью на прогулку.
День был сухой и звенящий, ко Эндрью ослабел от бессонной ночи, его
вялые мускулы изменили ему на персом же подъеме в гору, и он захотел
вернуться назад после того, как они прошли совсем небольшое расстояние.
Однако Денни был неумолим. Он заставил Эндрью в этот день пройти восемь
миль, на следующий день - десять. К концу недели они уже делали по двадцати
миль в день, и Эндрью, добравшись к вечеру до своей комнаты, сразу валился
на постель и засыпал.
Здесь их никто не беспокоил. В поселке осталось только несколько
рыбаков, так как сезон ловли форели уже кончался. Они обедали в бывшей
трапезной с каменным полом, за длинным дубовым столом, перед открытым
очагом, в котором трещали поленья. Кормили их просто, но вкусно.
Во время прогулок они не разговаривали. Часто за целый день
перекидывались только двумя-тремя словами.
Вначале Эндрью совершенно не замечал местности, по которой они бродили.
Но шли дни, и красота этих лесов и рек, извилистой цепи холмов, поросших
папоротником, мало-помалу, незаметно проникала в его онемелую душу.
Выздоровление его шло нельзя сказать, чтобы с поразительной быстротой,
однако к концу первого месяца он уже легко переносил длительные прогулки, к
нему вернулись нормальный аппетит и сон, он каждое утро купался в холодной
воде и без страха смотрел в лицо будущему.
Он видел, что для его выздоровления нельзя было выбрать лучшего места,
чем этот уединенный уголок, лучшего средства, чем этот спартанский образ
жизни. Когда первые морозы крепко сковали землю, он ощутил в крови
инстинктивную радость.
И неожиданно он начал разговаривать с Денни. Вначале их разговоры были
отрывочны, несвязны. Душа Эндрью, подобно атлету, проделывающему простые
упражнения перед большим выступлением, осторожно возвращалась к жизни.
Незаметным для себя образом он узнавал от Денни о ходе событий.
Практика его была продана доктору Лори, правда, не за ту цену, которую
назначил сперва Тернер (так как после всего случившегося Эндрью не мог
ввести нового врача в курс дела и рекомендовать больным), но за сумму,
довольно близкую к ней. Гоуп, наконец, закончил свой стаж и уехал к родным в
Бирмингам. Денни тоже был свободен.
Он отказался от места перед отъездом в Лантони. Вывод напрашивался сам
собой. И Эндрью вдруг поднял голову.
- К началу года я должен снова стать работоспособным.
Теперь они с Денни начали уже говорить об этом серьезно, и через
неделю от упорного безучастия Эндрью не осталось и следа. Ему казалось
странным и печальным, что душа человека способна оправиться от такого
смертельного удара, как тот, который поразил его. Но выздоровление было
налицо, надо было с этим мириться. Сначала он брел вслед за Денни со
стоическим равнодушием ко всему окружающему, как хорошо действующий автомат.
Теперь он с настоящей жадностью вдыхал резкий воздух холмов, сбивал палкой
папоротник, брал из рук Денни свою корреспонденцию и ругал почту, если
вовремя не приходила "Медицинская газета".