Между двух войн - Денис Александрович Чекалов

Между двух войн

Лернейская кампания – самая страшная война в истории Страны Эльфов – закончилась Майкл снимает офицерский мундир, надеясь вернуться к мирной жизни. Но эхо прошлого не отпускает его.Под сводами Золотого Леса зреет коварный заговор. Лапа иблиса тянется к шпилю священного минарета Кавалерия орков надвигается из бескрайней степи…

Читать Между двух войн (Чекалов) полностью

ПРОЛОГ

Лернейские болота

За шесть дней до конца Лернейской кампании

– Война закончилась, офицер, – сказал человек, стоявший у края скалы.

– Это была не война, – ответил я.

Всполохи доносили до нас свет далекой грозы.

– Ты прав, офицер.

Его губы скривила злая усмешка.

– Здесь никто ничего не завоевывает и не защищает. Туг просто дохнут, как мухи. Хочешь, чтобы твой друг тоже умер?

Тот, кто замер на скале рядом с ним, был в форме эльфийской гвардии. Темно-зеленая материя успела потемнеть и покрыться пятнами. Руки его были связаны за спиной, к шее приставлено дуло пистолета.

– Вы целы, доктор Стравицки? – негромко спросил я.

Скалы окружают Лернейские болота – невысокие, неба с них не достать.

Я стою на одной из них, сложив руки на груди.

Пятеро эльфийских снайперов, спрятавшись за камнями, держат на прицеле Дорроса Бланке, человека с маленькими холодными глазками и пистолетом в правой руке.

Я не знаю, сколько стрелков целится в меня – да и какая разница?

Хватит и одного.

Доктор кивает.

– Он будет цел, если вы выполните мои условия, – произносит Бланке. – За что я люблю эльфов – вы всегда готовы к сделке. Уж очень дорожите своими паршивыми шкурами.

– Ты никого не любишь, Доррос. Даже себя. Человек с пистолетом улыбается шире – я вижу его зубы, ровные, злые, как у хищного зверя.

Но в любом звере есть теплота, а в Дорросе ее нет.

– Не надо обличительных речей, офицер. Это война, а мы с тобой мужчины. Такова наша работа.

Маленькие камешки осыпаются за моей спиной.

Один из снайперов поменял позицию.

Возможно, он что-то заметил, что-то, чего не должно было быть. Возможно, сейчас они начнут стрелять.

Тогда всем нам конец – мне, Дорросу и доктору Стравицки.

Глупо будет умереть вот так, ведь, в конце концов, Бланко прав, война заканчивается.

– Ты называешь это мужской работой? – спрашиваю я. – Ты пришел в чужую страну и убиваешь людей, которых даже не знаешь. Я назову это кровавым убийством, а тебя сволочью.

Бланко смеется – громким, искренним, чистым сме­хом. Но не таким, к которому тебе захотелось бы присоединиться.

– Такова война, офицер. Здесь нет убийц – есть одни жертвы.

– Ты сам сказал, что война скоро кончится, – негромко говорю я.

– Теперь и ты называешь это войной?

– Нет, я имею в виду не Лерней. Я говорю о сражении между тобой и мной. Между людьми, которые считают резню мужской работой, и теми, кто презирает насилие. И для тебя оно закончится там, где и должно – на каторжных рудниках.

– Слишком много слов, офицер! Маги Черного круга три дня назад привезли в ваш полевой лагерь бочку – и в ней не мармелад. Тц говоришь, что презираешь насилие?