Майя бросила на нее испытующий взгляд, но, слава Богу, не спросила, откуда у Алены такие сведения. Решила, наверное, что от Алексея… Ну и зря она так решила, почти до всего, что Алена узнала, она дошла своим собственным умом-разумом!
– Лариса была увлечена преимущественно славянской символикой, – проговорила Майя, указывая на изнанку ковра. – Пыталась смысл знаков разгадать. Понимаете, ей в руки попались некие документы… старые письма, которые касались работы Васнецова над картиной, и они ее почему-то очень взволновали. Она особо не откровенничала, письма никому не показывала, но я так поняла, что сведения там крылись какие-то сногсшибательные. Лариса могла бы на их основе написать очень серьезную работу.
– А что, эти сведения касаются славянской символики? – удивилась Алена. – Но в рисунке ковра нет ничего особенного, я бы назвала подбор узоров случайным, лишенным особого смысла, рассчитанным только на внешний эффект…
– Не то насчет символики, не то насчет истории написания картины сведения, точно не знаю, – сказала Майя. – Строго говоря, история написания ничем таким особенным не отличается. Считается, что картину Васнецову заказал Савва Иванович Мамонтов, известный меценат и крупный промышленник. Он был председателем правления строящейся Донецкой железной дороги и попросил Виктора Михайловича написать три полотна для кабинета правления. Они должны были стать как бы сказочными иллюстрациями к пробуждению богатого Донецкого края, к строительству новой железной дороги – это ведь по тем временам было сверхбыстрое средство передвижения. «Ковер-самолет» очень подходил тематически – именно что средство передвижения, именно что сверхбыстрое. Однако правление не согласилось купить слишком сказочные картины, сочло их неуместными в служебном помещении, и тогда Мамонтов два полотна купил сам – «Ковер-самолет» и «Три царевны подземного царства», а его брат приобрел «Битву скифов со славянами». Что и говорить, из всех трех только «Ковер» вполне соответствовал теме задания… Уже гораздо позднее картина попала в собрание Рукавишникова, а оттуда – в наш музей. Таковы общеизвестные факты. А у Ларисы оказались частные документы, письма, которые касались каких-то личных отношений Васнецова с одним из его учеников. Это некий Антон, имя его упоминается в сохранившихся и опубликованных письмах Виктора Михайловича, я их нарочно потом перечитала в журнале «Искусство и жизнь» и отлично помню, что Васнецов с Антоном много спорил именно относительно славянской символики на изнанке, а также относительно формы самого ковра, вернее, его положения в пространстве. Например, своему другу, Григорию Мясоедову – кстати, он почему-то называл «Ковер-самолет» ковром с ушами! – Виктор Михайлович писал, что поступил вопреки советам Антона, который в своих эскизах перегружал изнанку ковра славянскими рунами. Почему-то вот этот странно, неожиданно опущенный передний уголок ковра был для Васнецова как бы символом того, что он не пожелал последовать советам Антона, которые считал совершенно бредовыми. Он жалел, что Антон так надолго заморочил ему голову. И сетовал, что тот водит знакомства с неподходящими людьми… в том числе с господином Кибальчичем.