Этот, сидящий напротив, за мной наблюдает.
– Что ты так смотришь? – спрашиваю Дымка.
Он качает головой. Ничего, мол. Просто смотрю, и все.
Мне хочется к кому-то прицепиться. Была бы училкой – влепила бы пару двоек.
– Вот скажи, – отхлебываю из своего бокала. – Зачем я тебе нужна?
Молчит. Делает вид, что удивлен.
– Не понимаю, – говорю искренне. – Мог бы закадрить кого-нибудь покруче. Все к твоим услугам, все флаги в гости к нам… Нет?
Хмыкает. Улыбается.
– Я хочу выпить и потанцевать, – говорю. – Ты мне на ноги наступать не будешь?
Мнется.
– Ну что еще? – спрашиваю.
– У меня для тебя подарок…
Дает знак официанту. Тут же приносят откуда-то диких размеров плюшевого зайца.
Хохоча, чуть не сползаю со стула.
* * *
Танцуем.
Кабацкий ансамблик (довольно приличный, впрочем) играет что-то трогательное, и певичка лет семнадцати насилует репертуар Селин Дион.
Мой партнер двигается, как бабочка. Свечи сгибаются ветром, когда он проходит мимо чьего-то столика, но танцует, как бегает – почти не касаясь пола.
Мне легко и весело. И меня смешит эта вполне мещанская спокойная сценка – пошлый кабак, пошлые свечи, танцующая парочка, влажные ладони. Молча смеюсь.
– Почему ты такая грустная? – спрашивает Дымок, глядя мне в глаза.
– Я грустная? Я?!
– Очень грустная, – говорит он, подумав.
Молча танцуем дальше.
– Кого ты от меня прячешь? – спрашивает вдруг.
– Что?
– Кого ты от меня прячешь?
– Никого.
Мрачнеет.
Музыка заканчивается. Певичка у микрофона переводит дыхание; усаживаемся снова за наш столик. Я тут же принимаюсь хлебать, как воду, дорогущее белое вино.
– У тебя муж? – спрашивает.
– Нет. Не выдумывай.
– Тогда что у тебя?
– А тебе какое дело? – смотрю ему в глаза. – Кто ты такой, чтобы меня спрашивать?
Смотрит на меня с непонятным выражением. Э-э, да это обида, обыкновенная пацанячья обида, вот так неожиданность…
– Нет у меня никого, – говорю примирительно. – Но если будешь приставать – я разозлюсь.
* * *
Темно.
Пытаюсь потихоньку выбраться из кровати. Спящий Дымко протестует – противостоять ему не так-то просто; наконец, ухитряюсь подсунуть ему дареного зайца. Тогда он успокаивается – огромный мальчик, сжимающий в руках огромную игрушку…
Долго смотрю на него. Потом потихоньку выхожу из спальни.
…Я иду по его огромной квартире, халат волочится за мной, как шлейф. Или как мантия. Не включаю свет. Иду со свечкой, как по темной пещере. Детали чужой квартиры кидаются на меня из темноты, будто летучие мыши.
Какие-то кубки. Как бутылки в пункте приема стеклотары – кажется, они всюду. На полках, на полу, на гладильной доске…