— Со мной? Ничего! — пожал плечами незнакомец и посмотрел на Степанова, как на ненормального. Это было уже грубо.
«Бесцеремонность! — подумал Степанов. — Кажется, я подвез неблагодарного скота. Не делай добра, не получишь зла».
До второй городской было рукой подать, и вскоре «Волга» свернула в больничные ворота и остановилась у громадной клумбы. Отсюда к разным корпусам расходились широкие, пригодные для проезда автомашин, дорожки.
— Сами дойдете, — решительно сказал обидевшийся Степанов, выпроваживая тем самым попутчика вон. Но незнакомец удивил его еще раз.
— А вы дойдете, Павел Иванович? — осведомился тот с издевкой. — Учтите, идти нелегко будет. Будет больно.
— Что? — не понял Степанов. — Вы меня знаете? Откуда?
Вдруг припомнилось ему телефонное предупреждение, и Павел Иванович не то что встревожился, а насторожился, соображая, какая опасность может исходить от этого с виду вполне приличного, грубоватого вот только не в меру человека.
— Как же, — тот обернулся, посмотрел по сторонам, — знаю, конечно. И вы меня тоже. Мы с вами не раз по телефону беседовали. Помолчите! — настолько неожиданно и резко оборвал он открывшего было рот Степанова, что у того внутри что-то екнуло, и рот наполнился вязкой слюной. — Благодаря вашим стараниям пропало тело Тамары Роминой. Запомните, Павел Иванович, накрепко. Ничего, что пьяны, сейчас протрезвеете. Так вот, запомните и брату передайте в точности, Василию Ивановичу: если не будут выполнены наши требования по Джулаеву, то вы, мерзавец этакий, совершите самоубийство… Нет, нет! Придется! — заткнул он криком Степанову рот. — Потому что не сможете вы жить дальше, имея на совести смерть Тамары. И обо всем этом останется после вас записка. Так Василию своему Ивановичу и передайте. Скажете еще, что надежды мы вам не оставляем. Запомнили? Запомните! А чтобы ничего не забыли, дайте-ка мне вашу руку. Все равно какую.
— З-зачем? — промямлил Степанов.
— Крестик поставлю, для памяти.
Незнакомец уж вовсе бесцеремонно схватил руку Павла Ивановича, дернул ее на себя и, зажав под локтем, пальцами, как железными скобами, вцепился в запястье.
— Что вы делаете? — взвизгнул Павел Иванович, неловко, но энергично пытаясь высвободиться. — Вы с ума сошли!
— Нет еще. Но с вами сойдешь! — ответил незнакомец, пыхтя от усилий и доставая из кармана плаща что-то блестящее, железное и, без сомнения, страшное. — Терпение! — воскликнул он ставшим вдруг гнусавым голосом.
Раздался громкий щелчок, и Павла Ивановича пронзила такая боль, какую он не испытывал еще ни разу в жизни. Незнакомец резким движением отбросил от себя его руку, как погань какую, быстро нагнулся, поднял из-под ног и брякнул на приборный щиток перед глазами ошеломленного Павла Ивановича обрубок его мизинца. Из обрубка, оставшегося на пальце, обильной струей бежала кровь.