Семен Григорьевич попытался вскочить и дать деру, но тут же упал как подкошенный под дружное гоготание парней — ноги оказались связанными.
— Резкий ты, как понос. Че зря дергаешься? — пробасил Малыш.
Он подошел к Лысенко и с размаху двинул его по ребрам ногой. Лысенко заорал от невыносимой боли, схватившись руками за бок.
— Что вы от меня хотите? — немного придя в себя, спросил он.
— А ты начал умнеть, — удовлетворенно ухмыльнулся Бобер и стрельнул окурком в сторону испуганно вращавшего глазами Лысенко. — Сам догадайся.
— Не знаю…
— Не зна-а-ешь, — передразнил его Бобер, скорчив брезгливую рожу, и, кивнув своему подельнику, приказал: — Малыш…
Малыш снова приблизился к скорчившемуся на земле Семену Григорьевичу и ударил его — на этот раз в лицо. Дернувшись, Семен Григорьевич снова провалился в забытье.
— Если ты, придурок, еще раз так сделаешь, — донесся до Лысенко угрожающий голос Бобра, когда сознание начало постепенно возвращаться к нему, — я тебя самого здесь урою, недоносок хренов.
Лысенко проглотил солоновато-сладковатую кровь, натекшую в рот из разбитых губ, и, приоткрыв глаза, увидел Бобра, трясущего Малыша за грудки.
— Да я ж не нарочно, — оправдывался Малыш, — кончай, Бобер.
— Ладно, проверь его. — Бобер наконец отпустил куртку Малыша.
— Все в порядке, моргает, — отрапортовал довольный напарник. — Ну че, поц, — уже обращаясь к Лысенко, произнес он, — надумал говорить?
Лысенко утвердительно кивнул.
— Мы слушаем.
— Почта на железнодорожном вокзале, абонентский ящик номер тридцать семь восемнадцать, — выдавил из себя Лысенко и взвыл от боли, бессилия и злобы.
— Давно бы так, — удовлетворенно бросил Бобер и кивнул Малышу: — Поехали.
Малыш было направился к машине, но командир остановил его.
— Грузи этого, вдруг он пургу гонит.
* * *
Проехать к привокзальному почтамту можно было только через автостоянку, въезд на которую охраняли бравые молодцы в камуфляжной форме. Отсчитывая положенную плату, я заметила у входа на почту группу людей из трех человек, о чем-то оживленно беседовавших.
Темно-синий «БМВ» и красный «Рено» стояли рядом. Фигуры двух мужчин и женщины, составлявших группу, были мне определенно знакомы.
Затемненные стекла моей «девятки» позволили мне подъехать почти вплотную к ним, но даже если бы я сидела в кабриолете, они навряд ли заметили бы меня, настолько бурным было их объяснение.
Бобер и Малыш, а это были они, размахивали руками, преграждая дорогу довольно высокой шатенке без головного убора, в коротком норковом манто, которая прижимала обеими руками к груди синюю папку.