— Еще какие!
Отбой. Жизнь продолжается.
После этой новой подробности из ночной жизни Шубарова луна за окном больше не трогала меня и не занимала. Заняло меня кофе. Хотя кофе в пять утра, в темноте, согласна, явление не совсем нормальное.
Вешался Стас? Так не повесился же! В конце концов, это его дело, как использовать свой брючный ремень. А сказал он мне не все, а если и все, то не так. Дурака валял, хоть и пьян был, но сумел Ваньку разыграть, простачка сиволапого. Я и не поверила ему. Но сказал достаточно, чтобы, увязав с тем, что у меня было до него, попытаться получить более-менее соответствующую истине картину.
Так вот! Плывет Татьяна по течению, держится быстрины, подгребает время от времени, чтоб не снесло. Хорошо плывет. Предлагали ей в заводь свернуть, на берег выйти — не захотела. Нырнула раз — посмотрела, что под ней делается, и теперь за этот просмотр да непокорство утопить ее попробуют.
Вот за этим волчица меня и разбудила, чтобы продумала да представила, как и когда на меня покусятся.
Цибиз назвал Джентльмена змеем подколодным. Ему ль не знать! От таких-то головоломов, что у него, да деньги отстегивать на сторону, это надо в крайности быть. А со слов Шубарова, Страдаев — какой там змей, ягненок курчавенький, обобрали его самого, как ягодный куст. Это — раз.
Стас, бедолага, плачет — наехали, положение такое, что вешаться решился, а Джентльмен заявляет, что шантаж Шубарова для него не самоцель, а средство воспитания подрастающего поколения. Это — два.
А Коврин? И этот врет, должно быть. Или недоговаривает. Как Володя Кирьянов про него сказал: знает больше, чем говорит. Так оно и есть. Подполковники — они народ головастый, и умные среди них встречаются. Да кто-то же и порезал доходягу. Сам он объясняет так: что предупредили, мол, чтоб молчал, иначе — убьют, а Иван Антонович, как я его поняла, подал это как предупреждение мне. Это — три.
Коллекционные экспонаты благополучно убыли. Но с ними убыли и побрякушки Шубаровой, как бы попутно. А шифр к современному сейфу подобрать сложнее, чем открыть входную дверь. Ощущение у меня такое, что драгоценности пропали как-то внепланово. Элла Владимировна, помнится, не очень огорчилась их пропаже, а Стас о них выразился определенно: пропали, мол, навсегда. Вот так. Коллекцию, заплатив по счету, можно выручить, а побрякушки — навсегда! Это — четыре.
И еще. Шубарову в Питер провожал Страдаев. Ну, джентльмен, что и говорить! Все по-благородному: ограбил, Стасика до неврастении довел и ручку матушке на прощание целует. Просто ли так он ее провожал? Это — пять. До двадцати дойду, а ясности не найду. Не выстраивается. Есть здесь какой-то возмущающий фактор. У людей, планировавших это дело, скажем, у Стаса и Страдаева, первоначально, несомненно, было все по полочкам — ясно и точно. Но потом что-то произошло. Как-то пошло не туда. Может, эпизод с ювелиркой мадамовой? Что недоговаривает Коврин? О степени своего участия или о ролях Джентльмена и Шубарова? Спросим Владимира Коврина еще раз. Начну с этого сегодняшний день. Если Джентльмен допустит — не опередит. Двое ему сейчас «не в кайф» — я и Коврин. Ну, о Володе-то я позаботиться сумею. Сейчас, только кофе допью и начну заботиться. А заодно грехи свои посчитаю. Как Иван Антонович выразиться изволили — тяжелые последствия необдуманных действий? Мои действия не подпадают под его понимание обдуманных: я плыву, не вышла на берег, ослушалась, не взяла денег, не отошла в сторону. Посещение Коврина — раз, аэропорт, неаккуратна я там была, какая жалость, — два, приключение со Станиславом, которому позавидовал бы маркиз де Сад, — три. На цугундер Иванову! Ату ее!