— Да, — сказал Филиппыч, — ох, нечего делать людям. От жира все это. От жира.
За забором запоздало залаяла собака. Потом послышались шаги, кто-то шел к воротам. Загремела щеколда, в проеме калитки стояла полная усатая женщина, лет под семьдесят. Она мрачно посмотрела на Малюкова и спросила басом:
— Кого вам?
— Нам нужен гражданин Лесоковский, — ответил Малюков.
— Вы с почты? — Женщина рассматривала форму следователя.
— Нет, я из прокуратуры…
— Позовите нам хозяина, быстренько, — вмешался Акимов.
— Если вы насчет концерта…
— Мы насчет другого, — перебил ее участковый и шагнул в калитку. Но женщина-гренадер стояла как стена.
— Ты чего? — грозно двинулась она на старшего лейтенанта, — по какому праву…
Акимов взял ее за плечо и отодвинул. Лицо его покраснело, будто он поднимал штангу.
— Лариса Федоровна, — загудела женщина-гренадер.
В глубине участка появилась стройная белокурая женщина в кофте, напоминающей мужскую рубашку, и вельветовых джинсах, плотно обтягивающих бедра. На поводке она вела огромного черного водолаза.
— В чем дело? — издали крикнула она. — Олег Моисеевич работает. Если вы насчет концерта…
— Я старший следователь Московской городской прокуратуры, старший советник юстиции Малюков, нам нужен ваш муж.
— Вы из прокуратуры? — спросила удивленно женщина. — Но…
— У меня постановление прокурора о производстве обыска у вас на даче.
— Обыска! — ахнула Лариса Федоровна и выпустила поводок.
Огромная собака, радостно размахивая хвостом, бросилась к Стрельцову и начала лизать ему руку.
— Да, обыска, — твердо сказал Малюков, — давайте пройдем в помещение.
— Сейчас, минуту, — Лариса Федоровна почти бегом бросилась по дорожке.
— Мне кажется, — сказал Вадим, глядя ей вслед, — что нас пригласили в дом.
Малюков молча кивнул.
Они прошли всего несколько метров, дорожка резко повернула, и они увидели дачу. Огромный дом из стекла и полированного дерева. Верхний этаж был похож на купол, исполненный из витражей.
— Н-да, — сказал Малюков, — неплохо живут композиторы.
— Его песни, — дал справку Алеша Стрельцов, — во всех кабаках поют.
— Зря я не пишу песен, — усмехнулся Вадим.
— Конечно, зря, — серьезно ответил Малюков. — Покойный композитор Экимян был генералом милиции, а до этого начальником уголовного розыска Московской области.
— То-то область и разворовали, — мрачно изрек Акимов.
Они подошли к крыльцу, поднялись на террасу. Вернее, это была не терраса, а огромная застекленная комната, даже не комната, а зал. Вадиму по роду службы, да и просто так приходилось бывать на всяких дачах, но такую он видел впервые. Она поражала не размерами, а каким-то бессмысленным слиянием стилей. Современные полированные панели уживались рядом с бронзовыми старинными ручками и коваными фонарями начала века, в круглые современные окна вставлены потускневшие витражи, на которых замысловато переплетались обнаженные грудастые дамы, похожие на татуировку. Да и чего только не было в этом доме. Терраса была заставлена козетками, канапе, столами и столиками на тряских паучьих ножках, разномастными стульями. Все это скорее напоминало театральный реквизит для спектакля из непонятной жизни. В глубине дома послышался недовольный голос, заскрипели невидимые ступени. Дверь распахнулась, и на террасу почти выбежал человек среднего роста. Гладко прилизанные черные волосы разделял безукоризненный пробор, на нем был светлый, почти белый, костюм, темно-вишневая рубашка и яркий сине-желтый галстук.