Все мальчишки просияли, как будто я предложил им ехать на Северный полюс.
– Где заперли? Ту дверку? – спросил тощий мальчишка.
– Ну да. Внизу.
Толстый от восторга ударил своего приятеля по спине:
– Вот это Николай Николаевич! Анатолий тянул их обоих за рукава:
– Пошли! Пошли!
– Сейчас выручим, – сказал толстый.
Вся тройка собралась было умчаться, но я остановил их:
– Только, ребята, Николай Николаевич просил дать честное пионерское, что вы никому – ни слова. Анатолий кивнул головой:
– Конечно! А как же!
Выбравшись из канала и спустившись к учителю, я услышал возню за дверцей и возбужденный шепот:
– Ты гвоздем! Гвоздем его надо!..
Через полчаса Николай Николаевич сидел за партой в пустом классе. Возле него стояли трое мальчишек и смотрели на него во все глаза. Разговор о трудовой дисциплине, о том, как дорог каждый час учебы, был закончен.
– Нет, голубчик. Я думаю, что твое предположение неверно, – говорил Николай Николаевич, укладывая пенсне в футляр. – Теоретически, может быть, и возможно, что такая система вентиляции способствует поддержанию более или менее одинаковой температуры во всех помещениях, по практически... Ведь ты, наверно, обратил внимание, что...
Толстый мальчишка перебил его:
– Николай Николаевич... а зачем вы туда полезли? Николай Николаевич посмотрел на него, потом улыбнулся.
– Знаешь, в старину говорили: лукавый попутал...
– Гы-ы! – хором сказали мальчишки и вполне удовлетворились его ответом.
У Лоди была одна слабость: ему так хотелось прослыть храбрецом, человеком исключительным, прошедшим огонь и воду, что он иной раз не мог не приврать.
Когда в пионерском лагере устраивали прогулку на лодках по реке, он всем своим видом давал понять, что ему скучно катание в "этой посудине для сухопутных крыс и маменькиных сынков". Если проходил пароход и лодки начинали покачиваться, а девочки весело и немного испуганно пищать, Лодя нарочно еще сильнее раскачивал "эту посудину" и говорил:
– Попробовали бы вы пять баллов на Черном море!
– А ты пробовал?
Лодя кивал головой и рассказывал о том, как он, взяв потихоньку лодку, прошел в пятибалльный шторм из Третьего лагеря Артека к Нижнему лагерю, чуть не разбившись по дороге о скалу Султанку.
– Ничего страшного нет. Не теряйся – и все в порядке. Струсил – тогда играй похоронный марш, – закапчивал он.
Особенно Лодя старался поразить своей отвагой двенадцатилетнюю Машу Брыкину из второго отряда девочек. Ей он рассказывал о том, как он собственными руками задушил напавшего на него бешеного фокстерьера, и о том, как они с отцом заблудились однажды в пустыне Каракум и спаслись только благодаря его, Лодиной, находчивости. Маша всему верила. Ее круглое, очень смуглое лицо со вздернутым носом застывало от ужаса, большие карие глаза неподвижно смотрели на щуплого Лодю. Временами она перебивала рассказчика и взволнованно спрашивала: