– Холодает, да и поздно уже. – Эйкен протянул руку. – Садись. Я отвезу тебя домой.
Джорджина смотрела на его руку и не двигалась. Эйкен выдвинул ногу.
– Вставай на мой сапог, я подниму тебя.
Не сразу, но ей удалось-таки встать на его ногу. В следующее мгновение она уже сидела в седле позади него.
– Держись за меня.
Девушка обхватила его руками за талию, ощущая под пальцами мускулы его живота – упругие, твердые. Эйкен быстро взглянул на нее через плечо.
– Держись крепче, Джорджи!
И они, сорвавшись с места, помчались как ветер.
Шепот, затем молчанье...
То смех я слышу, то вздох:
Девчушки готовят планы
Застигнуть меня врасплох.
Генри Уодсворт Лонгфелло
Джорджина завязала на бант шелковую синюю ленту своей единственной ночной рубашки, потом повернулась – неловко, с трудом. Спина ее и ноги у бедер, с внутренней стороны, болели так, точно были избиты. Она только недавно вернулась и сошла наконец с этого проклятого белого жеребца, и все ее тело так саднило! Завтра боль станет невыносимой.
– Я довезу тебя до дома, – с раздражением пробормотала она, подражая Эйкену, прихрамывая и с трудом ковыляя через комнату. – Хотелось бы мне стукнуть его как следует!
Джорджина, бормоча это, с силой ударила кулачком по ладони. Однако в глубине души девушка знала, что бы она на самом деле хотела дать Эйкену. И это была вовсе не нахлобучка.
Плечи ее опустились, и девушка почувствовала жалость к самой себе. Как бы она ни старалась не обращать на него внимания, как бы ни убеждала себя, что он просто олух, она не могла не замечать одного – он восхищал ее. Как никто из мужчин до него.
С той первой ночи в саду он пробудил в ней все те девичьи мечты и грезы, которым – как Джорджина убеждала себя – она никогда не поддастся. Она и не собиралась им поддаваться – и все же не устояла.
Эйкен оказался достойным противником; он не отступил ни на дюйм. Ей нравилась в нем эта черта, потому что Джорджина знала, что она из тех людей, которые, уступи им на дюйм, продвинутся и на целый ярд – дай им только возможность.
Девушка почти жалела, что воспитана чересчур строго; не будь этого, она, быть может, просто пошла бы в комнату к Эйкену, соблазнила бы его своей неистовой страстью, пока не пресытилась бы, а потом стала бы жить спокойно своей собственной жизнью. Какой бы эта жизнь ни была.
Джорджина огляделась. Если бы эта комната была предзнаменованием того будущего, которое ожидало ее, она бы, пожалуй, сдалась прямо сейчас. Комнатушка была крохотной, и в ней все еще стоял этот затхлый дух, хоть она и держала окно открытым.