Рутджерс тяжело вздохнул.
– Да. Как опекун девушки я должен буду сопровождать вас.
Не услышав в словах судьи особого энтузиазма по поводу предстоящей поездки, Холлингсворт нахмурился.
– Я уже навел кое-какие справки относительно возможности нанять шхуну и экипаж для нее.
Рутджерс кивнул и, отвернувшись, смачно сплюнул в стоящую рядом плевательницу.
– Итак, я еду с вами, чтобы наконец вернуть опекаемого мною ребенка к цивилизации. – Поднявшись с кресла, он окинул своего гостя нетерпеливым взглядом. – Вы, конечно же, известите меня о дне нашего отплытия.
Встал и Холлингсворт.
– Непременно.
– Что же, буду ждать от вас весточки. Позвольте проводить вас?
– Кстати… надеюсь, наследство Кристины по-прежнему в полном порядке?
Холодные серые глаза Рутджерса подозрительно посмотрели на священника.
– А что, позвольте, вы хотите этим сказать?
– Боюсь, что девушке будет не очень приятно обнаружить, что дела с ее наследством пребывают, мягко говоря, не в порядке, – осторожно ответил Холлингсворт. – Да и я сам, признаюсь, был бы огорчен этим неприятным известием.
Лицо Рутджерса стало пунцовым от возмущения, и грудь его тяжело вздымалась.
– Вы выдвигаете против меня обвинение?
– Нет, что вы, – как ни в чем не бывало ответил Холлингсворт. – Я просто размышляю вслух.
– Дела девочки в полном порядке! – рявкнул Рутджерс и поспешил выпроводить священника за дверь.
Ренальди прибыли на остров тихим погожим утром в последних числах октября.
Словно предчувствуя, что именно сегодня встретит, наконец, своих почетных гостей из Венеции, Марко проснулся задолго до восхода солнца. Вскочив с постели, он умылся холодной водой и тщательно расчесал волосы. Потом Марко намылил лицо и принялся довольно неуклюжими движениями бриться. Хотя сломанные его пальцы и зажили, но все равно по утрам напоминали о себе тупой, ноющей болью.
Приведя в порядок свою внешность, Марко облачился в наиболее элегантную одежду, которую надевал в последнее время каждое утро. Часовым на наблюдательных постах в гавани было приказано немедленно известить его о появлении на горизонте шхуны. И хотя на часовых можно было надеяться, Марко не хотелось все же, чтобы его увидели со шхуны в традиционном жилете, без рубашки, что, конечно, покажется диким.
Марко поспешно облачился в гофрированную белую рубашку, темные брюки, белые носки и кожаные туфли с большими медными пряжками. Свой костюм он дополнил бежевым парчовым жилетом, шелковым фраком с отложными манжетами, на которых сверкали медные пуговицы, и черным галстуком. Относясь с презрением к парикам, так популярным у джентльменов Европы и Америки, Марко просто оставил свои волосы распущенными и надел черную шляпу с белым пером.