счастье, и каждый готов был принести в жертву счастье и жизнь других, готов был надувать, мошенничать, истреблять, уничтожать во имя своего личного блага, личных выгод, во имя себя самого.
Эта мысль убивала Дэвида. Он хотел уйти прочь от неё и от бешеного круговорота уличного движения. И торопливо зашагал дальше.
Он пошёл по Гей-Маркет. На Гей-Маркет на углу Пентон-стрит стояли и пели несколько рабочих, группа из четырёх человек. Дэвид узнал в них углекопов. Они стояли друг против друга, все молодёжь, и сблизили головы так, что их лбы почти соприкасались. Они пели песни на уэльском наречии. Это были молодые углекопы из Уэльса: доведённые до полной нищеты, они пели на улицах, а мимо них проносилось все богатство, вся роскошь Лондона.
Песня была допета, и один из рабочих протянул коробку. Да, видно было, что это шахтёр. Он был гладко выбрит, его костюм, хоть и убогий и нескладный, был опрятен, — словно он старался подтянуться, не опускаться, удержаться от падения в ту трясину, что ожидала его. Дэвид различал мелкие синие шрамы — следы шахты — на этом чистом, гладко выбритом лице. Он положил в коробку шиллинг. Рабочий поблагодарил без подобострастия, и Дэвид с ещё большим унынием подумал: может быть, этот шиллинг поможет больше, чем все его усилия, и стремления, и речи за последние пять лет?
Медленно направился он к станции подземки на Пикадилли.
Придя туда, взял билет и сел в первый поезд. Напротив него сидел рабочий, читая вечернюю газету, читая его речь, появившуюся в последних выпусках. Рабочий читал медленно, сложив газету маленьким квадратиком, пока поезд громыхал через тёмные гулкие туннели подземной дороги. Дэвиду сильно хотелось спросить у этого человека, что он думает о его речи. Но он не спросил.
На станции Бэттерси он вышел и пошёл к Блоунт-стрит. Входя в дом № 33, он почувствовал, что устал, и с некоторым облегчением поднялся по лестнице, устланной истёртым ковром. Но миссис Такер остановила его на полдороге, появившись в открытой на лестницу двери своей гостиной и заговорив с ним. Дэвид повернулся к ней лицом.
— Вас вызывала по телефону доктор Баррас, — сообщила хозяйка. — Она звонила несколько раз, но ничего не хотела передать через меня.
— Благодарю вас, миссис Такер.
— Она сказала, чтобы вы позвонили ей, как только придёте.
— Хорошо.
Он подумал, что Хильда звонила, чтобы выразить ему сочувствие, и, благодарный за это, он, однако, не был склонен выслушивать утешения. Но миссис Такер настаивала.
— Я обещала доктору Баррас, что вы позвоните ей в ту же минуту, как приедете.