– А вы?
Люси едва не ахнула. До настоящего момента мысль о том, чтобы не выходить за Хейзелби, выглядела гуманной и расплывчатой. Но сейчас, под пристальным взглядом Гиацинты, мысль стала обретать более конкретные очертания. Она все еще казалась неосуществимой, но по крайней мере...
Гм... может...
Может, не такой уж и неосуществимой.
– Бумаги подписаны, – сообщила Люси.
– Уже?
– Его выбрал мой дядя, – сказала Люси, гадая, кого именно она пытается убедить. – Все было сговорено давным-давно.
– Гм...
«Гм?.. Что, Господи, это значит?»
– А он... а ваш брат...
Люси лихорадочно подыскивала слова, подавленная тем, что облегчает душу почти незнакомому человеку. Надо же, не кому-то там, а родной сестре Грегори! Однако Гиацинта продолжает молчать, она сидит на корточках, и все ее внимание сосредоточено на иголке, которая то пропадала в подоле, то появлялась снова. А раз Гиацинта ничего не говорит, значит, говорить придется Люси. Потому что... потому что...
Потому что она уже начала говорить.
– Он не давал мне никаких обещаний, – дрожащим от волнения голосом сказала Люси. – И не заявлял о своих намерениях.
А вот после этих слов Гиацинта подняла голову и спросила:
– Не заявлял?
Люси прикрыла глаза. Она не такая, как Гиацинта Сен-Клер. Достаточно провести четверть часа в обществе Гиацинты, чтобы понять: она пойдет на все, ухватится за любой шанс, чтобы спасти собственное счастье. Она бросит вызов условностям, выдержит шквал критики и останется целой и невредимой как телесно, так и духовно.
А она, Люси, не такая смелая. Она никогда не руководствовалась чувствами. Ее путеводной звездой всегда был здравый смысл.
Разве не она говорила Гермионе, что та должна выйти за того мужчину, которого одобрят ее родители?
Разве не она говорила Грегори, что не желает неистовой, всепоглощающей любви? Что она – человек совсем другого сорта?
Да, она не из таких. Совсем. Когда гувернантка карандашом делала для нее рисунок для раскрашивания, она всегда зарисовывала между линиями и не выходила за их пределы.
– Вряд ли я осилю такое, – прошептала Люси.
Гиацинта смотрела на нее мучительно долго, прежде чем снова взялась за шитье.
– Значит, я неверно оценила вас, – тихо сказала она.
Эти слова хлестнули Люси, как пощечина.
Но губы ее отказывались говорить. И ей не хотелось выслушивать ответ.
А Гиацинта уже вернулась к своему обычному состоянию. Она раздраженно посмотрела на Люси и потребовала:
– Хватит дергаться!
– Простите, – пробормотала Люси. И подумала: «Опять я это сказала. Я ужасно предсказуема, традиционна и абсолютно лишена воображения».