– Как это мило с его стороны! – заметила мягко Чина, вспыхивая от стыда за то, что даже слугам было ясно, сколь подло и низко поступает Фрэдди, и они, движимые чувством долга, тайно, словно заговорщики, объединялись, чтобы хоть как-то противостоять разгульному поведению своего нового хозяина.
– Я принесла вам ужин, мисс, – продолжала меж тем пухлая служанка, доброжелательно и сочувственно. Поставив поднос возле огня, она приподняла крышки с дымящихся блюд и аппетитно причмокнула. – От вчерашнего ужина оставалось немного ростбифа и жареный цыпленок. Правда, не исключено, что все это успело уже немного подсохнуть.
– Спасибо, Лидди, но мне вовсе не хочется есть.
– Ну-ну, вы съедите все до кусочка! – произнесла убежденно Лидия Бройлз. Командные интонации, присущие ее речи, вызвали бы шок у любой традиционно мыслящей домохозяйки викторианской эпохи и, воспринятые как явное проявление дерзости, послужили бы достаточным основанием для увольнения такой служанки. Однако Лидия служила в Бродхерсте достаточно долго, чтобы знать, как и с кем вести себя. И для нее не было секретом, как следует обращаться с юной леди, чей упрямо поднятый подбородок говорил ей о многом.
Решив, что не только Чина, но и ее наставница выглядят сегодня неважно, она добавила в той же властной тональности:
– И вам тоже, миссис Анна, не мешало бы отведать этих блюд.
Лидия была уверена в том, что горячая еда заставит их несколько по-иному взглянуть на вещи, но даже если и нет, рассуждала она, слегка покачивая седой головой, все равно вечерняя трапеза поможет мисс Чине отвлечься от безрадостных мыслей и хотя бы ненадолго забыть свои горести.
Однако, прислушиваясь сердито по дороге на кухню к громким взрывам смеха, доносящимся из библиотеки, она усомнилась в этом. Выходки лорда Фрэдди могли кого угодно свести в могилу, не говоря уже о том, сколь жестоко и он, и Кэсси стали обращаться с мисс Чиной сразу же, как только старый граф испустил дух. Они относились к ней как к родственнице – ни больше ни меньше, а ведь она жила в Бродхерсте вот уже шесть лет и была к тому же любимицей прежнего хозяина.
– Боюсь, что они принялись за лучший кларет его светлости, – произнес взволнованно белобрысый Джон Вестон, когда почтенная служанка ввалилась в просторную кухню, чтобы налить себе чашечку густых сливок, сдобренных изрядной порцией бренди. Горестное выражение его лица красноречиво говорило о том, что он опять размышлял о печальной судьбе коллекционных бутылок, хранимых им с такой любовью при жизни графа. Поскольку же Лидия, судя по всему, не собиралась выражать ему свои соболезнования по этому поводу, он продолжил излияния: – А я-то так надеялся, что господа хоть с винами обойдутся уважительно, ведь они такие редкие, вы же знаете!