Невидящими глазами смотрели они обе в окно, за которым убегала назад под колесами поезда земля штата Нью-Мексико. Пустыня уже не была такой однообразной. Кое-где виднелись заросли кустарника и сосны.
К этому времени люди из деревни наверняка уже нашли тело Тая в мексиканской пустыне. Возможно, там его и похоронили. А может, привезли в деревню, названия которой Дженни не знала, даже если оно и существовало. Это ее огорчало, она целый день беспокойно думала об этом. Вплоть до той минуты, как они с Грасиелой надели шляпы, чтобы идти в вагон-ресторан, не приходило к ней никакого определенного решения, но тут она вдруг сказала себе, что не так уж важно знать название деревни. Тая больше нет. Только это имеет значение. Она нашла его, а теперь он ушел.
Долго-долго в эту ночь лежала она без сна на полке, смотрела на закругленный потолок вагона, вздрагивала, когда Грасиела стонала во сне, и слушала мерный перестук колес, уносящих поезд в звездную пустоту. Надо бы обдумать, чем заняться после того, как она покинет ранчо Сандерсов, но голова отказывалась работать. Дженни еще не приняла душой смерть Тая — не могла и не хотела принимать. Как же ей перенести и расставание с Грасиелой?
Где-то на третий день она заметила, что Грасиела больше не носит золотой медальон. Видимо, потеряла.
— Побудь здесь, — обеспокоенно сказала она девочке, вставая и надевая шляпу. — Ты, наверное, потеряла его за ужином. Я схожу в вагон-ресторан и поищу.
— Я его не теряла, — сказал Грасиела, отворачиваясь к окну. — Я больше не стану его носить.
— Почему?
— Потому что ие хочу смотреть на ее портрет. Не хочу быть такой, как она. Хочу быть такой, как ты. — Грасиела, глядя на Дженни снизу вверх, быстро выпаливала слово за словом: — Мама была слабая. Она из-за всего плакала. И ничего не умела делать. Она не знала, как выстрелить из пистолета или разжечь костер. Не знала, как править повозкой в пустыне. — Одна бровь у Грасиелы поднялась, а губы скривились. — Если бы я была с ней, то погибла бы. И она тоже.
Дженни влепила Грасиеле пощечину, достаточно сильную для того, чтобы та слетела со скамейки. Усадив ее снова на место, Дженни крепко вцепилась девочке в плечи.
— Никогда — ты слышишь? — никогда не смей говорить ничего плохого о своей матери! Поняла? — Дженни смотрела на красный отпечаток пятерни на щеке у Грасиелы. — Твоя мать была самая смелая женщина, какую я только знала. Самая любящая и бескорыстная личность из всех на свете, и ты этого никогда не забывай! Кем бы ты ни стала, чего бы ни добилась, ты всем обязана ей. Если ты вырастешь хотя бы наполовину такой, как она, можешь гордиться собой. Так что говори о ней с уважением, почитай ее и люби.