– Я не знаю, – ответил Засядько вежливо, – что вам говорили обо мне.
– Только хорошее, – заверил император. – Настолько хорошее, что я уже усомнился: не служат лиони все в армии под вашим началом?
Он захохотал, довольный. Михаил улыбнулся, жестом показал, что тогда и он должен быть зачислен под командование Засядько.
Засядько наклонил голову. Он понимал, что разговор окончен.
В последний день перед отъездом неожиданно явился Быховский. Он здорово постарел в Финляндии и приехал в Петербург на лечение от подагры. Долго рассматривал чертежи, опасливо обошел двухаршинную ракету.
– Упадок, – сказал он, вздыхая. – Развал. После того как надежды многих рухнули вместе с тайными обществами, в среде интеллигенции бог знает что творится. Одни ударились в мистику, другие спрятались в раковины, отгородились от мира. Снова модным стало собирательство книг. Особенно по искусству, а также старинных. Один знакомый коллекционирует сборники сказок. Начитается на ночь, и кажется ему, что он и сам сказочный богатырь, лично творит расправу над нехорошими людьми… Бегут из этого грязного, неустроенного мира в красивый, хотя – увы! – иллюзорный. Вот даже ты…
– Что я? – спросил Засядько, не дождавшись продолжения.
Быховский помялся, но, видимо, решив, что перед другом вилять не стоит, продолжил:
– Твои ракеты… Извини, разве это не уход от действительности? Я тебя знал железным человеком. Ты никогда не увлекался прожектами. А здесь… Иные миры! Надо же такое придумать. Это в наше время!
Быховский несколько секунд молчал, кусая ногти. Потом заговорил вдруг охрипшим голосом:
– Саша, я видел лицо этого мира… Был с миссией в Испании, и перед самым моим отъездом из Валенсии там состоялось обычнейшее аутодафе. И это в тысяча восемьсот двадцать пятом году после Рождества Христова! Человека втащили на вязанку дров, прочитали молитву и – подожгли дрова! Это сделали весьма ученые люди, имеющие звания магистров. Собравшийся народ гоготал и обменивался впечатлениями, словно на ярмарке. А там, на костре, извивался в муках живой человек, который осмелился думать не так, как остальные. И это в просвещенной Испании, в самом центре большого города! Саша, пока такие чудовищные вещи творятся на земле, о каких полетах к другим мирам можно мечтать? Всюду дикость, невежество, тупость!
– Хватает и этого, – отозвался Засядько рассеянно. Он собирал вещи и лишь краем уха слушал друга. – Но когда людей вешают в столице России, в просвещенном Петербурге, при великом стечении народа и в присутствии государя императора – лучше ли это?