Валет замолк на полуслове. Граев подумал было — всё, отмучался. Однако Валет дышал — все тяжелее, все громче побулькивая. И продышал еще десять минут… Но больше ничего не сказал.
— Что затихли-то? — риторически спросил Макс. — Тяжелую артиллерию ждут из Таллина? Или свой доблестный ВМФ в составе обоих сторожевиков? Авиации не будет, пилот заболел. Наши ребята давно бы подползли, да гранатами бы забросали…
— Они ползут, — сказал Граев. — Но ме-е-е-е-е-дл-е-е-е-е-е-нно — ме-е-е-е-е-дл-е-е-е-е-е-нно…
— Сейчас накликаете, — пообещала Надежда.
Как в воду глядела. Началось.
Атаковали их по всем правилам военной науки — словно старательные ученики, назубок выучившие соответствующую страницу учебника. С двух сторон ударили пулеметы — крупнокалиберные, станковые. Тут же вступили штурмовые винтовки и несколько ручников. Не остался в стороне и пулеметчик, засевший на мысе. Плотный свинцовый рой заставил втиснуться в песок, не давал высунуть голову из-за откоса.
Граев и не высовывался. Лежал, вслушивался в разноголосую какофонию, пытаясь уловить, вычислить тот момент, когда подползающие и перебегающие под прикрытием огня поднимутся на последнюю перебежку…
Пора! Он взмыл над откосом, полоснул из пулемета по группе, заходящей слева, — длинной очередью, на весь остаток ленты. Тут же схватил «Хеклер-Кох», перенес огонь вправо. Рядом грохотали автоматы Надежды и Макса. Кураты не выдержали, залегли, — метрах в пятнадцати, не больше. Граев сдернул кольцо с гранаты, швырнул, и…
Красные светлячки трассеров, наполняющие ночь, вдруг мгновенно выросли, увеличились, и слились в одно сплошное багровое пятно, и Граев не видел, но чувствовал, как на лицо ему — в рот, в нос, в глаза — сыплется колючая струйка песка, а потом багровое пятно исчезло, и не стало ничего…
* * *
Боль.
Темнота.
Голос Надежды.
Граев рывком поднял веки. Особо светлее не стало — ночь продолжалась. Попробовал пошевелиться — боль усилилась.
— Лежи, — сказала Надежда. — Только-только кровотечение остановилось.
«Куда?» — попытался спросить Граев. Не получилось. Он пошевелил занемевшими губами, разминая. Попытался еще раз.
— Куда?
— Осколок в голову. Второй в плечо, в правое. Один тут камикадзе гранатами решил в нас покидаться.
— Отбились?
— Да. Десяток положили, а то и больше. Теперь точно не сунутся без минометов или вертушек. Они после таких потерь целый год в парламенте дебатировать будут, крайних искать.
— Макс?
— Макса нет. Мы вдвоем.
Он замолчал, и молчал очень долго. Затем попробовал сесть — безуспешно.
— Катер, — сказала Надежда. — По нашу душу, наверное.