Поднимаясь в тот день по лестнице, я уже знал, что встречу наверху нечто полуразложившееся, - уж очень сварливый у него был тон. "Это вам никакие не новости, - повторял он, взвинчиваясь раз от раза. - Я нам запрещаю об этом писать". Одноглазый Хамид встретил меня в коридоре - запах сгоревшего масла - и безнадежно махнул слабой рукой. "Мисс, она ушла, сказал он; сие имело означать, что Мелиссы нет дома, - давно, после обеда, в шесть. Мистер Помбаль очень нехорошо". Имя друга моего он произносил так, словно и нем новее не было гласных; вот так: Пмбль.
Заглянув и гостиную, я обнаружил Китса, большого и потного, нелепо раскинувшегося на стареньком диване. Он ухмылялся, сдвинув шляпу на затылок. Помбаль сидел, как на насесте, в кресле для подагры, нервный и злой. В воздухе стоял ощутимый запах похмелья и очередной gaffe. Что унюхал Китс на сей раз? "Помбаль, - сказал я, - где ты умудрился так отделать свою машину?" Помбаль охнул и провел ребром ладони по второму и третьему подбородкам, тему я выбрал явно неудачную: очевидно, Китс пытал его о том же.
Помбалева малолитражка, о которой шла речь, его любимое детище, стояла во дворе только что не смятой в лепешку. Китс с шумом втянул воздух и сглотнул. "Это все Свева, - сказал он, - а мне не разрешают дать в номер". Помбаль застонал и принялся раскачиваться в кресле: "Он не хочет рассказать мне, как все было на самом деле".
Помбаль начал сердиться всерьез. "А не убраться ли вам к чертовой матери?" - рявкнул он. Китс, всегда готовый стушеваться перед человеком, чье имя фигурирует в дипломатических списках, встал и сунул блокнот в карман, мигом стерев с лица улыбку. "Ухожу, ухожу, - сказал он и, как щитом, прикрылся, так сказать, каламбуром: Chacun a son goыt* ["У каждого свой вкус" (фр.). Но goыt - по-французски "вкус", а по-английски "подагра".], не так ли?" - уже спускаясь по лестнице. Я уселся напротив Помбаля и стал ждать, пока тот успокоится.
"Очередная gaffe, дорогой мой, - сказал он наконец, - и во всей affaire Sveva самая пока наихудшая. Она, знаешь... бедная моя машина... ты ее видел? Вот, пощупай, какой у меня желвак на шее. А? Чертов камень".
И он с обычной страдальческой миной, жестикулируя бурно и нервно, принялся описывать последний постигший его удар, а я попросил Хамида принести нам по чашке кофе. С его стороны вообще было неблагоразумно затевать интрижку со Свевой - дамой весьма огнеопасной, - и вот теперь она была в него влюблена. "Влюблена! - стонет Помбаль и корчится в кресле. - Сам ведь знаешь, женщины - моя слабость, - кается он, - а с ней все было так просто. Боже мой, это вроде как - подходит официант и кладет тебе на тарелку блюдо, которого ты не заказывал или кто-то другой заказал, а тебе принесли по ошибке; она вошла в мою жизнь... как bifteck а point* [Хорошо прожаренный бифштекс (фр.).], как фаршированный баклажан... Что мне оставалось делать?