Крюк оказался, по мнению Флайта, не таким уж небольшим. Они остановились напротив квартиры Роны на Гидеон-Парк. Флайт поставил машину на стояночный тормоз.
– Зайдешь? – спросил он.
Ребус подумывал об этом, но решительно покачал головой. Что он скажет Сэмми? Ничего утешительного. Если он скажет, что видел Кенни, она, чего доброго, обвинит его в том, что он спугнул ее дружка. Нет, лучше оставить все как есть.
– Джордж, может, попросишь кого-нибудь зайти к ним и сказать, что Кенни уехал из Лондона? Надо непременно подчеркнуть, что он жив-здоров, что с ним ничего не случилось. Я хочу, чтобы она побыстрее о нем забыла.
Флайт задумчиво кивал.
– Я сам это сделаю, – сказал он. – Ты его уже видел?
– Да, этим утром.
– И?…
– И я прибыл как раз вовремя. Думаю, что теперь все будет в порядке.
Флайт заглянул ему в лицо:
– Хочется верить.
– И еще…
– Да?
– Кенни сказал мне, что один из ваших людей замешан в грязных делишках. Этот вахлак с ангельским личиком.
– Лэм?
– Вот именно. Если верить Кенни, Томми ему отстегивал.
Флайт некоторое время молчал, надув губы.
– Возможно, – тихо произнес он. – Не беспокойся, Джон. Я об этом позабочусь.
Ребус промолчал. Он не отрываясь смотрел на окна квартиры Роны в надежде, что Сэмми подойдет к окну и увидит его. Точнее, что он сможет ее увидеть. Но дома никого не было – похоже, леди отбыли на встречу с каким-нибудь Тимом, Тони, Грэмом или Беном.
И ему до этого нет никакого дела.
– Поехали, – сказал он.
И Флайт отвез его на вокзал Кингз-Кросс. Они ехали по улицам, ничем не отличавшимся от улиц в любом другом городе: старинным и современным, дышащим завистью и возбуждением. И злом. Возможно, этого зла не так уж и много. Но оно вполне ощутимо. И непреходяще. Слава богу, оно затронуло всего несколько жизней, подумал Ребус. Слава богу, что его друзья и близкие не пострадали. Слава богу, он едет домой.
– О чем ты думаешь? – спросил Флайт, остановившись на красный сигнал светофора.
– Так, ни о чем, – ответил Ребус.
Он по-прежнему ни о чем не думал, садясь в поезд с кипой газет и журналов. Когда поезд тронулся, напротив него плюхнулся какой-то юнец и тут же выставил на столик четыре здоровенные банки крепкого пива. Жесткий взгляд и коротко остриженные волосы. Он гневно сверкнул глазами в сторону Ребуса и включил плеер. Музыка была такой громкой, что Ребус даже разбирал слова. В руке юнца был зажат билет до Эдинбурга. Юнец положил билет на стол и, потянув за колечко, открыл первую банку. Ребус устало покачал головой и улыбнулся. Гори все синим пламенем. А когда поезд набрал ход, он, поймав его ритм, принялся повторять про себя под мерный перестук колес: