Но вот княгиня Ольга… Чего ей от Нинеи надо? Откуда они вообще друг друга знают? Может быть, Ольга рассчитывает в крайних обстоятельствах на помощь язычников? М-да, сэр, тут вам с ходу не разобраться, но мать права: около князей – около смерти».
* * *
Утром ни о каком продолжении цирковых выступлений, разумеется, не могло быть и речи – руководство, в полном составе, дрыхло «после вчерашнего». Деда и хозяина никифоровские работники растащили по постелям далеко за полночь и совершенно никакими, а Немого пришлось оставить там, где он и уснул в обнимку с опрокинутой лавкой. Что уж там ему представлялось в пьяных сновидениях, неизвестно, но отнять у него лавку не удалось, а тащить в постель вместе с мебелью, после недолгих размышлений, не стали.
Рассчитывать на ясность сознания и здравость суждений вчерашних сотрапезников, по вполне понятным причинам, в ближайшее время не приходилось, и заявившийся с утра Своята, уяснив обстановку, лишь печально вздохнул и поплелся куда-то по своим делам. Кузька, оклемавшийся после падения с лошади, настаивал на повторной экскурсии в торговые ряды, поскольку первую пропустил, и Мишка уже было согласился, но тут его тормознули во дворе сыновья Никифора.
– Слушай, Минька! Ну с оружием ты здорово управляешься, а на кулачках со мной не побоишься?
Петька был почти больше чем на год старше, на голову выше ростом, и чувствовалось, что в уличных драках с городскими мальцами он поднаторел изрядно. Позорище, которое Мишка устроил двоюродным братьям в первый день, видимо, не давало ему покоя, да и прочие Мишкины «подвиги», служившие поводом как для постоянных обсуждений в семье, так и, само собой разумеется, родительских попреков, просто требовали каким-то образом удовлетворить уязвленное самолюбие подростка.
– А может, как-нибудь обойдемся? – попытался решить дело миром Мишка.
– Испугался?
– Я у тебя в гостях, неприлично с хозяевами драться.
– А мы – шутейно, вон там, за сарайчиком, никто и не увидит.
– Если шутейно, то зачем же прятаться?
– Боишься? Так и говори!
Петька воинственно выпятил грудь и начал медленно надвигаться на Мишку.
«Не отвяжется, придурок, самоутвердиться ему надо, понимаешь. Ну ладно, сам напросился»
– Хорошо, бей!
– Чего? – удивленно переспросил Петька.
Начало драки, как водится, требовало определенного ритуала: каких-нибудь вызывающих слов, толчков, сложного набора из жестов и мимики. Некий обязательный комплекс, предшествующий поединку, который человечество, с некоторыми изменениями, передавало из поколения в поколение еще с тех времен, когда «венец творения» был стадным животным и членораздельно разговаривать не умел. Был, разумеется, такой ритуал и у городских мальчишек, просто так перейти в «боевое» состояние Петька не мог. Мишка намеренно сбивал его с привычной поведенческой колеи, обрекая на поражение еще до нанесения первого удара.