— Знаю, — ответил.
Я — умер. Я лежал с трупом и, кажется, умирал от трупного запаха и страха. К счастью, образовалась щель и мир наблюдал через нее. Поначалу видел металлическую стену, потом секундная задержка — скрежет металла, удар и гроб снова вбился в некие пазы, словно в капкан.
Зачем так жить, спросил себя. И не ответил на этот вопрос. Через щель пробился свет, похожий на лезвие скальпеля.
— Ну, шо мы тут имеем? — услышал старческий голос и увидел рябь голенища кирзового сапога.
- № 260554, на обследование, — ответила Анна голосом дисциплинированного медперсонала.
— А шо там, наверху, гонзятся?
— Руководство, должно быть, прибыло.
— Руководство уважать надо, дочка, — сказал старик. — А ты спирт забыла. Нехорошо.
— В следующий раз…
— Раза другого может и не быть. — И вопросил. — Где мое орудие труда?
— Я вам обещаю, — испуганный голос любимой.
— Инструкции нарушать нельзя, — я снова увидел рябь кирзового сапога и почувствовал движением над гробом; через секунду лезвие хромированного штыря пробило потолок гроба, с хрустом впиваясь в грудную клетку покойника. — Порядок, дочка, — услышал сквозь обморок. — Прежде всего — порядок. А у нас?.. Порядок — это когда все покойники. — С усилием вытаскивал штырь из гроба. — У, зараза, увязла под самый корешок!
Потом заскрежетали суставы механизма — гроб заскользил вниз. Я почувствовал на лице и руках липкую краску. Краску? Нет, это была кровь мертвая, тяжелая, черная кровь. Она хлюпала подо мной. Или это я плакал, проткнутый насквозь штырем? И я закричал, и кричал, и не слышал, что именно кричу. Почему? Потому, что молчал. Трупы, как правило, молчат.
Потом я вижу над собой лицо, оно мне знакомо, как небо детства.
— Ну, родненький, воскресни, — Анна тянет меня за руку. Выбирайся-выбирайся!
— Воскресни! — выползаю из-под трупной туши, затем — из гроба. Спиной упираюсь в новую металлическую стену и начинаю истерично хохотать. — Ха-ха, воскресни! Я что — Христос?
— Что с тобой? — слышу сквозь лай смеха. — Ты весь в крови. Переодевайся, прошу тебя.
— Зачем? Всюду стены, — бью кулаком по металлу. — Мы снова в гробу, только большом. Для двух индивидуумов, ха-ха!
— Молчи! С ума сошел?
— А ты? Ты не сошла?.. Почему без спирта покойников поставляешь?! меня рвет желчью смеха. — Нехорошо.
— Идиот! — жесткая отрезвляющая пощечина. — Переодевайся, я тебе говорю.
— Не бей, — прошу, — мне больно.
— Больно — значит, ещё жив.
— Ты уверена, — начинаю рыться в чужих одеждах. — Тогда ударь ещё раз.
— Зачем?
? Чтобы я понял, зачем мы живем.
И она, немилосердная, ударила по другой щеке. И это отрезвило меня окончательно. Я понял, что у нас есть шанс на спасение. Мы покинули фургон, перевозящий гробы, и бежали по темному, ставшему чужим городу — бежали в неизвестное.