И тут меня окликнул Вербов. Мы сидели на следствии в одной камере, а теперь попали на один прииск. Он не работал в забое, он был геологоразведчик и его взяли работать по специальности. Теперь он не здоровался со мной, теперь мы были не ровня, но тут вдруг окликнул. Я подошел.
— Курить хочешь?
Хочу ли я курить… Он протянул обрывок газеты, насыпал махорки, зажег спичку. Я затянулся, голова пошла кругом, ноги подкосились, я едва успел ухватиться за стену ларька.
— Нам бы поговорить. — многозначительно сказал Вербов.
— Тебе со мной?
— Ну да.
Мы отошли за бараки, сели на вмерзшее в землю бревно. Серый день едва освещал лагерь, едва передвигающихся костлявых людей с опухшими ногами.
— Ну и как тебе все это? — спросил Вербов.
— Что? — не понял я, втягивая дым. Голова уже не кружилась, голод чуть-чуть отступил.
— Ну все это, вся наша жизнь.
— Умрем, наверное, — пожал я плечами.
— Ну нет, я не согласен! Надо бороться!
— Это как? — вяло спросил я.
— У меня есть карта. Я возьму рабочих в разведку, тебя возьму, сделаю пропуск — и пойдем на Бугры, мы там золото ищем. А оттуда уйдем к морю.
— В бега что ли?
— Ну да!
— А по морю? Али по суху?
— Ну, придумаем что-нибудь! Навигация откроется. Главное — отсюда вырваться! Согласен?
Я закрыл глаза и молчал. До моря отсюда километров двести. Не только я не дойду, Вербов и сам не осилит этот путь. Зачем он врет? И как это ему, единственному из нас, удалось устроиться по прежней своей специальности — в геологоразведку?
— Хорошо, — не открывая глаз, ответил я. — Только мне подкормиться надо.
— Конечно! Это правильно! Я принесу тебе консервов завтра! Каких ты хочешь? У нас там много всяких.
— Вот. Принеси. Сгущенное молоко. И буханку, — задыхаясь от мысли, что все это может сбыться, еле выговорил я.
— Хорошо, — сказал он и ушел.
Я вернулся в барак и лег. Голод парализовал все жизненные функции, в том числе и работу мозга. Думать не хотелось, но нужно было. Он соберет нас в побег и сдаст — это ясно. Он заплатит за свою работу по специальности нашей кровью, моей жизнью. Нас или убьют на Буграх, или затравят собаками и дадут еще по пятнахе. Он не может не знать, что уйти отсюда невозможно. Но сгущенное молоко.
Я заснул и видел в эту ночь какие-то сказочные сны из детства.
Весь следующий день прошел как в тумане. Я механически двигался, думая лишь о том, как дожить до вечера, следя за медленным движением холодного белого солнца к западу.
Наконец заржали кони, которые всегда чувствуют время лучше людей.
Я пошел к бараку. Вербов ждал меня на крыльце. Мы зашли, сели около длинного стола, и он достал из карманов две банки сгущенки.