Андрей кивнул, с трудом сдерживая радость.
— Вы не падайте духом. Я завтра съезжу к энергетикам. — Одинцов поморщился, но сразу спохватился и улыбнулся Андрею. — Объясню и откажусь.
Пообещаю после вашей защиты усадить вас за разработку этого нового прибора, — как вы его наречете? По-моему, «локатор». Итак, согласны?
— Я?.. Конечно! А мы-то… Но вы всегда были против того, чтобы иметь дело с ними… Я знаю, как вам неприятно…
Морщинистое, в склеротических жилках лицо Одинцова покраснело:
— Мало ли что я! Я имею право на всякие предрассудки, а вы нет. Коли вы отвергаете старый метод, извольте осуществить вашу новую идею. А так, извините меня, это выглядит прожектерством. Да-с!
Андрей вышел из кабинета, натыкаясь на студентов, пересек Коридор, вошел в лабораторию. Глупая большая улыбка растягивала его рот.
— Ну как? — спросил Фалеев.
Андрей недоуменно посмотрел на него, потом покачал головой и сказал:
— Дурак!
— Кто?
— Я. Ты. Мы все дураки!
Через две недели, после того как диссертацию послали оппонентам, один из них, профессор Тонков, позвонил в институт и попросил Лобанова заехать к нему на квартиру.
В назначенный час Андрей сидел у Тонкова в гостиной, перелистывая старые номера «Огонька»: профессор был занят. Затрепанные журналы напоминали Андрею парикмахерскую. На стенах под стеклом висели отлично исполненные фотографии. На каждой осанистый, бритоголовый мужчина в толстых очках, с черной бородой, подстриженной лопаткой, был заснят с кем- нибудь из известных ученых страны. Андрей никогда раньше не видел Тонкова и теперь с интересом рассматривал фотографии: Тонков играет в шахматы с академиком Веденеевым, Тонков гуляет по парку под руку с президентом Академии наук, Тонков в президиуме беседует с академиком Зелинским, Тонков в группе академиков на каком-то строительстве. Отовсюду Тонков как бы спрашивал: «Заметили, с кем я?»
Домработница в белом фартучке пригласила Андрея к профессору. У себя в кабинете Тонков выглядел еще величественнее, чем на фотографиях. В мохнатой, верблюжьей шерсти куртке, с черной ермолкой на яично-гладкой голове, он имел внешность того самого профессора, которого каждый представляет себе, произнося это слово, и кабинет у него выглядел так, как должен выглядеть типичный профессорский кабинет.
В шкафах мерцали позолотой корешки книг. Стол был завален ворохом рукописей, корректур. Висели портреты Фарадея, Ломоносова, Максвелла. На отдельной этажерке были собраны книги, написанные хозяином дома.
Тонков ласково потряс руку Андрея, горячо извинился, что заставил ждать, и дал прочитать черновик своего отзыва.