И вдруг навалилась на нее всем телом и крикнула в радостном возбуждении:
— Кать, вон у нее кошелек в кармане, ну-к!
И вторая, мелким беличьим движением сунула лапку в широкий накладной карман Зяминого плаща, вытянула кошелек и, проворно раскрыв его, достала десятку. После чего швырнула кошелек на пол, в нанесенную обувью пассажиров бурую, осенне-дождевую жижу.
И тут с Зямой произошло то, что обычно предшествовало всем ее транспортно-уличным дракам, что она, по-видимому, унаследовала от деда Зиновия Соломоновича, головореза и драчуна: кровь бросилась ей в голову. Выражалось это в некоторой размытости предметов и лиц и ощущении сдавленности пространства, которое хотелось с силой раздвинуть. К тому же общественницы не могли знать, что у профессиональных пианистов, по многу часов в день извлекающих из клавиатуры аккорды разной силы звучания (а для пассажа на «fortissimo» нужна-таки изрядная сила мышц, как плечевых, так и спинных, да и прочих), конституция весьма приспособлена к мордобою.
— С-сука!! — тяжело дыша, выдавила Зяма, глядя на обеих теток, они у нее сливались в одну. — Ты ж на мне план делаешь!
— А что ж, — почти приветливо отозвалась та, выписывая квитанцию, — и план делать надо… На таких бессовестных, как ты…
Договорить ей не удалось: квитанцией Зяма залепила ей зубы и, для разминки, взяла на тетке «аккорд от плеча», обеими руками.
Та отлетела к окну и ударилась затылком о стекло. Вторая — белочка вороватая — дожидаться подобного не стала и заверещала «Коля-коля-коля-а-а!». А Зяма — пока Коля бежал на подмогу — прошлась по ней сдвоенным пассажем, сверху вниз и снизу вверх, не забывая на педали нажимать, как левую, так и правую.
Но этот ее сольный концерт довольно быстро был прерван Колей, который, предварительно открыв двери задней площадки, действуя слаженно с Катей, хотя и изумленно матерясь, вытолкал Зяму наружу, в кремовый пломбирный снежок остановки.
— Ста-ры-е п-пля-а-ди! — крикнула Зяма, поднимаясь и отряхивая диссертационный костюм. — П-пля-адю-ги ссучьи!
Что было несправедливо: тетки выглядели вполне целомудренно.
— А ты — молодая блядь! — довольно бодро крикнули из троллейбуса. Что тоже было неправдой, неполной правдой, во всяком случае.
Они уже успели почувствовать себя победителями. Катя подобрала с полу грязный кошелек, размахнулась и выбросила его далеко из дверей.
Зяма снова ринулась в троллейбус, но не тут-то было. Коля, уже сидящий в кабине, нажал на кнопочку, двери закрылись, и троллейбус плавно и ходко повалил прочь. В окне задней площадки белочка Катя торжествующе показывала отплывающей в грязно-пломбирной луже Зяме кулачок с зажатой в нем десяткой…