- Боюсь, милая Белла, что вам очень трудно понравиться, - сказала однажды миссис Лэмл, сидя в карете.
- Я и не надеюсь, что мне кто-нибудь понравится, - отвечала Белла, томно взмахнув ресницами.
- Право, душечка, - возразила Софрония, качая головой и улыбаясь самой сладкой из своих улыбок, - очень нелегко будет найти человека, достойного вас и вашей красоты.
- Дело не в человеке, дорогая моя, - спокойно ответила Белла, - а в хорошо поставленном доме.
- Душечка, - возразила миссис Лэмл, - ваше благоразумие меня просто изумляет, где вы так хорошо изучили жизнь? Но вы правы. В таком случае, как ваш, самое важное - хорошо поставленный дом. Вы не можете перейти от Боффинов в такой дом, который вам не подходит, и даже если одной вашей красоты тут будет мало, то, надо полагать, мистер и миссис Боффин захотят...
- Да! Они уже это и сделали, - прервала ее Белла.
- Быть не может! В самом деле?
Огорченная мыслью, что она проговорилась раньше времени, Белла решила все же не отступать и от огорчения стала держаться несколько вызывающе.
- То есть они мне сказали, что собираются дать мне приданое, как своей приемной дочери, - объяснила она, - если вы это имели в виду. Но, пожалуйста, никому не говорите об этом.
- Не говорить! - повторила миссис Лэмл, словно это было совершенно немыслимо и взволновало все ее чувства. - Не говорить!
- Вам я могу сказать, миссис Лэмл, - начала опять Белла.
- Душенька, зовите меня Софронией, иначе я не стану звать вас Беллой.
С коротким, капризным "о!" Белла согласилась на это.
- О! Ну тогда, Софрония. Вам я могу сказать, Софрония, что у меня нет сердца, как это называется, и вообще я думаю, что все это пустяки.
- Какая смелость! - прошептала миссис Лэмл.
- И потому, - продолжала Белла, - я не ищу, чтобы мне понравились, мне этого не надо; разве только в одном смысле, о чем я уже говорила. Все остальное мне безразлично.
- Но вы не можете не нравиться, Белла, - сказала миссис Лэмл, поддразнивая Беллу лукавым взглядом и самой сладкой улыбкой, - ваш муж должен гордиться и восхищаться вами, и с этим вы ничего поделать не можете. Вы, может быть, не ищете, чтобы вам понравились, и может быть, не хотите нравиться, но тут уж ничего не поделаешь, дорогая; вы нравитесь против вашей воли, так что почему бы вам и не выбрать по своему вкусу, если можно.
Самая грубость этой лести подтолкнула Беллу рассказать, что она и в самом деле понравилась, не желая этого.
У нее было смутное опасение, что рассказывать об этом не нужно, но, хотя она и предчувствовала, что впоследствии это может наделать вреда, ей все же не приходило в голову, к каким результатам может привести ее откровенность, - и она начала: