Над операционным столом повисла тревожная тишина, изредка нарушаемая резким стуком хирургических инструментов, которые ассистенты брали со стеклянного столика. В операционной стояла невыносимая жара. В воздухе витал сладковатый запах хлороформа и свежей крови. Одна из санитарок потеряла сознание, но никто из персонала не мог отойти от операционного стола, чтобы привести ее в чувство. Три ассистента не сводили внимательных глаз с открытой красной полости, над которой спокойно и, казалось, неловко двигались большие сильные руки профессора Вильчура.
Каждый жест этих рук нужно было понять мгновенно. Каждый звук, доносящийся время от времени из-под маски, означал приказ, который ассистенты исполняли в тот же миг. Борьба шла не только за жизнь пациента, но и за престиж. Благополучный исход этой отчаянной, казалось бы, безнадежной операции мог стать триумфом хирургии и принести известность не только профессору, его клинике и ученикам, но и всей польской науке.
Профессор Вильчур делал операцию на сердце. Держа его на левой ладони, он ритмичными движениями пальцев массировал его, так как сердце слабело. Сквозь тонкую резиновую перчатку он чувствовал каждое его колебание. Когда сердечные клапаны отказывали, доктор немеющими пальцами заставлял их работать. Операция шла уже сорок шесть минут. Следящий за пульсом доктор Марчевский шестой раз вводил пациенту камфору с атропином.
В руках профессора один за другим менялись инструменты. К счастью, гнойный очаг неглубоко проник в сердечную мышцу и пациента еще можно было спасти. Только бы выдержало сердце еще минут восемь-девять!
«Однако никто из них не решился! — подумал профессор. — Никто — ни один хирург Лондона, Парижа, Берлина или Вены». Пациента привезли в Варшаву. Все отказались от славы и большого гонорара. А гонорар — это строительство нового корпуса больницы да еще путешествие Беаты с дочуркой на Канарские острова на всю зиму. Тяжело будет без них, но зато они хорошо отдохнут. Нервы Беаты в последнее время совсем сдали.
Синевато-розовый мешок спазматически вздулся и мгновенно опал. Раз, второй, третий… Кусок трепещущей плоти в левой руке профессора сжался. Из маленькой ранки на фиолетовую оболочку вытекло несколько капель крови. В глазах присутствующих появился испуг. Раздалось тихое шипение кислорода, и игла «Рекорда» снова вошла в вену больного. Пальцы профессора ритмично сжимались и разжимались.
Еще несколько секунд и ранка была очищена. Профессору подали тонкую хирургическую нить. Первый, второй, третий шов. Трудно было поверить, что эти огромные руки способны совершить такое. Профессор осторожно положил сердце и несколько мгновений всматривался в него. Оно пульсировало в неровном ритме, но опасность уже миновала. Профессор выпрямился и велел ассистентам продолжать операцию. Из стерильных полотен доктор Скужень достал удаленную часть грудной клетки. Работа продолжалась. Отдав необходимые распоряжения, профессор покинул операционную. Он был уверен, что ассистенты доведут дело до конца.
