Мы с Ленкой хохотали как сумасшедшие, рот болел, застыв гримасой на целый час, и вот я практически в Москве, и где-то здесь продают ту самую газету.
— Какой-то гангстерский городишко! — вглядываясь в незнакомые улицы с панельными пятиэтажками, просто так сказала я.
— Почему? — почесав грязную голову пятерней, засмеялся Димон. — Сейчас снимем комнату, вымоемся и поедим… Я знаю этот город.
Мы отъехали не помню сколько кварталов влево и оказались в колодце из трех восьмиэтажек, очень старых и невыносимо прекрасных — я завороженно вглядывалась в длинные кирпичи на фасаде и зеркальные окна.
— Я с тобой? — привстала я.
— Машину сторожи, — сказал этот шутник.
— Сам сторожи, ее только на свалку! — Просунув палец в дырявое сиденье, я что-то нащупала и через секунду вытащила пулю…
— Жизнь на земле временная, — пожал плечами Дима, и мы вошли в ближайший подъезд «Z».
Подъезд-труба, дыра без света, устремленная ввысь. Оказалось — просто в то утро на Архангельской не было электричества.
И еще — все подмосковные города не похожи друг на друга, хотя, казалось бы, близость к столице, свет ее, те же самые звезды, которые освещают Кутафью башню и старую каланчу где-нибудь в Зарайске, должны роднить райцентры и наукограды меж собой, но… ничего подобного. Даже лица русские и словечки настолько не похожи, что, впрочем, неудивительно: у нас особенная страна. Или сторона.
Мы молча поднялись на шестой этаж и позвонили в 56-ю квартиру — звонок не работал, мы постучали.
Открыл мальчик-даун в серых брючках и свитере, прикрывающем толстую, раскормленную попу. Увидев мой живот, с ходу попросился на руки и пообещал:
— Я не буду плакать, тетя, покачай меня на животике.
Что на это скажешь — он был помладше меня… года на три?
И тут вышла Нина Ивановна и узнала Диму.
— Здравствуй, студент, — сказала она, и я в нее влюбилась.
Взгляд Нины Ивановны бередил душу. Бывает, посмотришь на человека и, даже не зная его, поймешь: господи, что же тебе испытать-то пришлось? Отчего у тебя такие глаза?..
В каждом городе люди сдают квартиры, и в каждом городе другие люди их снимают. Обычно сдают не от хорошей жизни, теснятся, но у Нины Ивановны Сидоровой было две квартиры, в одной она жила сама с сыном, а другую, доставшуюся ей от бабули с дедом, на цокольном этаже — сдавала.
Мы попали в тот редкий день и час, когда Нина Ивановна выгнала семейную пару, которая, прожив полные четыре недели, платить отказывалась по неизвестным причинам. Квартира на первом этаже представляла собой довольно внушительное помещение из трех комнат с минимальным набором мебели. Из нашего окна виднелся квадрат двора с качелями, на лестнице по ночам ухало нечеловеческое эхо, кто-то ходил, но никого не было видно, и запахи уже ушедших и еще живших в «сталинке» были настолько резкими, что приводили меня в состояние постоянного сердцебиения. Старый и очень опасный дом, интуитивно почувствовала я и так и жила, пока не привыкла и просто перестала это замечать.