Хотя народ здесь был странный Вроде и приветливые, а видно — сами по себе. И вера своя, и язык — одно, что с чужаками могли объясниться даже малые дети. Сейчас, правда, из чужих были только Сигват с Олафом.
Они заглянули сюда прикупить еды про запас. и, разузнав, что к чему, решили заночевать на постоялом дворе — под открытым небом давно обрыдло, даром, что лето.
Староста появился как раз, когда путники сели вечерять Он-то и приволок то злосчастное пойло. Мужик жаловался на неведомую живность, что завелась в реке.
Дальше все рассыпалось на обрывки, подобные осколкам мозаики. Олаф, нараспев читающий какую-то сагу. Книжник хренов — тоже упился до синевы, иначе сидел бы тихо — а помнит все и всегда, как бы ни был пьян. Сам Сигват, взахлеб повествующий о своих подвигах, венцом которых была битва с драконом. Справедливости ради надо сказать, что с драконом они действительно однажды столкнулись… драпали тогда, помнится, так, что ветер в ушах свистел. А кто бы не удрал от чудища ростом с гору?
Так в чем же он умудрился поклясться спьяну? Убить какую-то тварь? Судя по тому, что живность речная, это явно не дракон. Уже легче. Воин поднялся и поплелся внутрь.
Есть не хотелось. Но пока ковыряешь ложкой в блюде, можно молчать. Олаф рассказывал.
Тварь начала с того, что разнесла запруду и своротила колесо водяной мельницы. Потом поочередно сожрала половину деревенского стада. Козами не ограничилось — чудовище уволокло бабу, стиравшую белье. Мужики собрались было идти с дубьем, но тут подвернулся странствующий воин.
— Сколько заплатят? — спросил Сигват, когда молчать дальше стало невозможно.
— Немного. Но ты поклялся.
Отступать от клятвы не годилось. А, будь что будет, пропади все оно пропадом!
Как выманить чудовище, решили быстро — привязать на берегу козленка и дело с концом. Староста попытался было возразить, но встретив тяжелый взгляд исподлобья (голова болела не переставая), мигом заткнулся.
Время шло, чудище не появлялось. Солнце, поднявшись в зенит, ощутимо припекало. Устав ждать, Сигват растянулся на травке, уперев подбородок на кулаки. С реки, правда, глаз не спускал, да и меч был под рукой.
— Мне тут письмо передали, — сказал Олаф. — Конунг, видимо, решил, что место бойкое, рано или поздно объявимся. Спрашивает, не надоело ли тебе гонор казать.
— А то ему не все равно? Ответь, что гонором я в родителя пошел.
— Было бы все равно — кого другого бы отправил за тобой приглядывать.
Хорошо ж приглядываешь, — усмехнулся Сигват. — Слушай, про девственницу в жены… пошутил?
— Про «в жены» — пошутил, — признался Олаф. — А вот про девственницу… Вечером обряд будет.