— Какой еще обряд?
— У них тут считается, что вместе с кровью девушки на мужчину изливается гнев предков.
— Опять шутишь? — Воин озадаченно воззрился на спутника.
— Нет. Спустя год после того, как девушка в первый раз пачкает одежды, просят чужака лишить ее невинности.
— А если никого чужого под руку не подвернется?
— Тогда шаман. Но после он должен неделю поститься и не показываться людям на глаза.
— Ты ведь тоже для них чужак. Вот и займись.
— Не я ж вчера клятвами разбрасывался.
Сигват выругался.
— Что-то со мной не то творится. Устал бродяжничать, что ли?
— Давай вернемся. Никто тебя из дома не гнал.
— Да уж, не гнал, — проворчал Сигват — Трое сыновей законных. Внуки подрастают. И я. Признал ублюдка — на том спасибо. А больше мне от него ничего не надо.
Оба замолчали.
— А если она понесет? — тишина стала невыносимой, и Сигват решил сменить тему.
Олаф усмехнулся — похоже, ему тоже казались странными здешние обычаи.
— Это считается добрым знаком. А женщина становится желанной невестой. По крайней мере, все знают, что она не…
Плеснула вода, и чудище вылетело на берег. Длинное тело на кривых нелепых лапах, огромная вытянутая пасть, волочащийся позади треугольный хвост… оно казалось бы смешным, если бы не двигалось с невероятной скоростью. Впрочем, козленок оказался быстрее — выдрал кол с привязью и был таков — только клацнули за спиной страшные зубы. Зверь пробежал за ним пару саженей и остановился — похоже, он был способен лишь на короткие рывки. Увидел новую добычу. Бросился.
Друзья отшатнулись в разные стороны, пропуская тварь. И тут же, в полуобороте Сигват достал ее мечом по хребту. Ударил еще раз. Чудище забилось в конвульсиях, потом затихло. Воин сплюнул:
— Делов-то. Пока ждали, устал больше.
— Здесь седьмицу назад торговцы проезжали. — Заметил Олаф. — Везли диковинных зверей государю. Похоже, от них и удрал.
Он пошевелил дохлого гада сапогом:
— Все в деревню не потащим.
Сигват кивнул, отсек чудищу голову и сунул в захваченный предусмотрительным спутником мешок.
Староста долго разглядывал трофей, трогал здоровенные зубы, что-то лепетал на своем языке, качая головой. Потом расплатился, не торгуясь, предложил разделить трапезу. Сигват тоже не стал мелочиться, пересчитывая содержимое кошеля — просто забросил его в мешок. Отказываться от еды не годилось, но на предложенную выпивку воин зыркнул исподлобья, и потребовал кваса.
Олаф тем временем в застольной беседе пытался разузнать подробности ритуала. К великому облегчению обоих, никаких свидетелей не предполагалось — а вдруг боги решат обрушить свой гнев на безвинного наблюдателя? Пока шаман читает обереги над мужчиной, женщины готовят девушку. Потом двое проводят наедине столько времени, сколько сочтут нужным. Единственным доказательством содеянного считалась испачканная простыня.