Затем они пили водку. И молчали. Время тянулось для Семена долго и нудно. Водка не шла. Он сидел трезвый. У него было такое ощущение, точно в комнате вился невидимый комар и зудел, зудел... Так ему все это действовало на нервы. А Мастер и ухом не вел. Пил себе, смотрел на стены, вытянув длинные ноги, и барабанил пальцами по столу. Временами он переводил взгляд на Семена, и тому стоило усилий выдерживать этот неподвижный взгляд.
Так они и просидели до вечера, будто в ожидании боя. Только днем сходили в рабочую столовую и похлебали щей. Но у Семена пропал аппетит; он помешал в тарелке ложкой, ковырнул вилкой гуляш – на том и закончил трапезу. А Мастер ел обстоятельно, будто занимался делом, накладывал продовольствие в желудок. Он был спокоен.
Ему было под шестьдесят, но в нем еще чувствовалась сила. И Семен, глядя на то, как Мастер мощно ест, припомнил одну из лагерных баек. Подробности стерлись, но, словом, Мастер уволок однажды целый сейф. Инструмента, что ли, не было под рукой, в общем, он взял его в охапку и за ночь отбухал десять верст. А утром этот сейф собирали по частям. Таково содержание байки, и это воспоминание не облегчило Семенову задачу.
– Выпить бы еще, – сказал Семен. – Может, сыграем в очко на пальцах? Продувший берет бутылку. Идет?
Это был ход. На правах хозяина Мастер должен оскорбиться и сказать дрожащим голосом:
«Зачем обижаешь? Какое может быть очко? Бутылка с меня, и о чем тут разговоры!»
Но Мастер оказался прижимистым. Он кивнул – идет, мол. Только сказал:
– Начнем с тебя.
– Ну, с меня, – неохотно уступил Семен.
И Мастер принялся считать. На счете «три» они выбросили пальцы. Семен повел игру осторожно и показал всего два очка. У Мастера было десять. Это было равносильно проигрышу. В следующий раз он опять покажет десять – и тогда перебор.
– Будя? – спросил Мастер.
– Чего уж там! Моя монета, я гоню, – согласился Семен безнадежно.
– Возьмешь потом. В Москве, – сказал Мастер.
Когда стемнело, Мастер начал собираться. Он принес откуда-то из недр дома фибровый чемоданчик. Вытер старой газетой его обшарпанные бока и поставил под стол. При этом до чуткого Семенова уха из чемоданчика долетел тихий перестук железа, то есть там слегка перекатилось что-то тяжелое, но Семен-то сразу понял – это и был знаменитый инструмент Мастера. Тот самый, немецкой работы, и небось обернутый тряпками.
Мастер поставил чемоданчик и уселся в прежней позе – ноги вперед и пальцы на стол. Это возвестило о том, что его сборы закончены. Мастер готов в дорогу.