В юности, впервые в жизни оказавшись на пляже в Сочи, я была шокирована своеобразным ухаживанием молодого человека «из местных». «Девушка, ви грузинка?» — спросил он. — «Нет», — ответила я. — «Армянка?» — «Нет…» — «Азербайджянка?» — «Нет-нет…» Тогда он поскучнел и заявил: — «Нэ допускаю мисли!»
«Живую жизнь» вокруг себя я видела с детства — много солнца, длинное лето, с утра до вечера беготня по двору. Кстати, первую в своей жизни смертную драку я видела очень близко, страшно, подробно — мне было лет шесть. До сих пор у меня перед глазами окровавленная голова с оскаленной улыбкой, мотающаяся по асфальту Эта драка сослужила отличную службу сорок лет спустя: она описана в романе «На солнечной стороне улицы», вот так-то.
Ну и самая разная пестрая компания с юности — актеры, музыканты, художники… знаете, отнюдь не белые воротнички, нет… и не белые перчатки. Актерство, вообще, сценическая братия — очень богатые закрома для любого страждущего уха, для любого живого воображения. А я с юности обожаю актерские байки. Помню в Ташкентском ТЮЗе некую пьесу из пионерской жизни: пионервожатого Петю играла пожилая артистка труппы. И на ее призыв срочно провести классное собрание нетрезвый актер, исполняющий роль завуча, воскликнул: — Ты права… мой мальчик!
Виктор Шендерович рассказал мне байку о выдающемся трагике М.
М. сильно закладывал, как и полагается по профессии; иногда его вытаскивали из канав и приволакивали перед спектаклем в гримерную, где почтительно колошматили по физиономии, отпаивали, брили-гримировали и выпускали на сцену под шепот суфлера. Но трагик был из первейших.
И вот так его однажды приволокли, отмыли, усадили в кресло… гримируют… Через час — выход…
— А… шо сёдни… их-рам? — еле ворочая языком, спрашивает трагик.
– «Гамлета», Николай Лексанч! — отвечает гример.
— Да — а? А… Гамлета… хто… грат?
— Да вы, вы, Николай Лексанч!
— Да-а-а?! М-м… м-можно на пьеску взглянуть?
Притаскивают ему текст пьесы… Он долго смотрит на разворот страниц… пытается сфокусировать взгляд… морщит лоб… Наконец, произносит уважительно-удивленно:
— О-о-о, а пьеска-то… в стихах!
Кроме того, я всегда заговариваю с первым встречным-поперечным, и немедленно перехожу на язык этого встречного, включая жестикуляцию, интонации, даже тембр голоса. Это — актерство, которое сидит в печенках. В незнакомом городе, или после долгого отсутствия очень люблю разговаривать с водителями: выясняю, как говорит моя мама «ситуацию на местности». Таксисты — это настоящий кладезь самых разнообразных сведений! Я разговариваю со всеми таксистами во всех странах. Я же писатель, оборотень, Арлекин, шулер и шут — мне интересно всё понять, влезть в чужую жизнь, пощупать ее с изнанки. Для меня это хлеб насущный, соль земли, моя любовь: персонажи.