– Шпагу в ножны! – повторил дон Руис.
– Сначала опустите палку, отец!
– Повинуйся, злодей, я приказываю тебе!
– Отец, – пробормотал сын, покрываясь смертельной бледностью, – уберите палку, иначе, клянусь богом, я дойду до крайности.
Затем, обернувшись к дону Рамиро, он добавил:
– Э, стойте на месте, дон Рамиро: я могу одновременно иметь дело с палкой старика и со шпагой повесы.
– Вот видите, сеньоры? – спросил дон Рамиро. – Как же мне быть?
– Делайте то, что велит вам отвага и оскорбление, нанесенное вам, сеньор Рамиро, – отвечали, отходя, зрители, явно не желая дольше присутствовать при поединке.
– Неблагодарный! Негодяй! – проговорил дон Руис, занося палку над головой сына. – Неужели и твой соперник не может научить тебя, как должно сыну держать себя перед отцом?
– Ну, нет, – оборвал его дон Фернандо, – ибо мой соперник отступил из-за трусости, а трусость я не ставлю в число добродетелей.
– Тот, кто воображает и говорит, что я трус…
– Он лжет, дон Рамиро, – перебил старик.
– Да скоро ли мы с этим покончим? – прорычал дон Фернандо, так он рычал, сражаясь с дикими зверями.
– В последний раз повторяю, негодяй, повинуйся, вложи шпагу в ножны! – повторил дон Руис с угрозой.
Было ясно: если дон Фернандо не послушается тотчас же, позора не избежать – палка опустится на его голову.
С молниеносной быстротой дон Фернандо оттолкнул дона Руиса и, сделав искусный выпад левой рукой, правой.пронзил руку дона Рамиро, медлившего с защитой.
Дон Рамиро удержался на ногах, зато старик упал: такой сильный удар был нанесен ему прямо в лицо.
Зрители исступленно закричали:
– О, сын дал пощечину отцу!
– Расступитесь, расступитесь, – рявкнул дон Фернандо и бросился поднимать цветы, лежавшие на земле. Он подобрал их и спрятал на груди.
– Да разверзнутся над тобой небеса, нечестивый сын! – простонал дон Руис, приподнимаясь, – пусть господь бог, а не люди покарает тебя, ибо за оскорбление, нанесенное отцу, он ниспосылает возмездие – Смерть ему! Смерть ему! – в один голос возгласила толпа. – Смерть нечестивому сыну, ударившему отца!
И все, выхватив шпаги, окружили дона Фернандо. Раздался лязг – одна шпага отражала натиск целого десятка, а немного погодя Сальтеадор с горящими глазами и пеной на губах, подобно загнанному вепрю, что проскакивает сквозь свору разъяренных собак, проскочил сквозь толпу. Пробежав мимо дона Руиса, все еще лежавшего на земле, он окинул его взглядом, исполненным ненависти, а отнюдь не раскаяния, свернул в одну из улочек, ведущих на Сакатин, и скрылся из виду.