— Он.
— И который…
— Да.
— Но он же погиб! Вместе с сыном. При взрыве его яхты где-то в Германии.
— В Гамбурге.
— Правильно, в Гамбурге. Еще перед первым туром выборов. Об этом во всех газетах было, и по телевизору передавали, сам видел.
— А заметки, что он уцелел, не видел?
— А были?
— Были. В наших газетах — мельком. На Западе, конечно, побольше.
— Как же я мог их пропустить? — озадачился Голубков.
— Потому что тебя это не очень интересовало, — объяснил Нифонтов. — А кого интересовало — не пропустил.
— Каким образом ему удалось уцелеть? Яхту же вдребезги разнесло!
— Его выбросило через фонарь капитанской рубки на соседний сухогруз. Рано утром сухогруз снялся с якоря и ушел в Испанию с грузом удобрений. Матрос обнаружил Назарова среди мешков. Отправили вертолетом в госпиталь в Бельгии. Там он назвался чужим именем. Поэтому не сразу нашли.
— А как нашли?
— Вычислили. В частной клинике под Цюрихом уже года три лечится его вторая жена, Анна. Яхта, кстати, тоже называлась «Анна». Он должен был ей сообщить, что остался жив. Ну, понятно: чтобы с ума не сходила от горя. Он и позвонил, из госпиталя, как только немного оклемался. Наши звонок перехватили. Остальное — дело, как говорится, техники. Да он после госпиталя и не скрывался. В Париже дал пресс-конференцию. На вопрос, кого подозревает в покушении, ответил: у него есть предположения, но доказательств нет, поэтому воздержится от комментариев. После этого попытался исчезнуть. На частном самолете перелетел в Афины. Самолет арендовал его друг и компаньон Борис Розовский, в Гамбурге он называл себя Петровым. Оттуда переплыл на Кипр. Но наши уже глаз с него не спускали.
— Наши — кто? — спросил Голубков.
— Ну, кто. Какие-то детские вопросы ты задаешь.
— «Контора»?
— Я тебе этого не говорил.
— Они и взрыв устроили?
— Да. И двоих потеряли. Радиста — его внедрили в команду яхты еще в Англии. И второго — он под видом бармена проник на борт и заложил бомбу.
— И не успел уйти?
— Судя по всему, да. В этих документах про него есть. Его случайно задержал Назаров.
— Понятно… Цель покушения?
— Слишком много знал. Боялись, вероятно, что начнет выступать.
— Кто боялся? Нифонтов усмехнулся:
— А вот этого, Константин Дмитриевич, я тебе сказать не могу. Потому что не знаю. А знал бы — тем более бы не сказал. Видно, тот или те, кому было чего бояться. И у кого достаточно власти, чтобы отдать такой приказ. Причем это не первое покушение. Была попытка — три года назад. Тогда дело замяли, а тут уж — шум на весь мир.
— Значит, «контора» напортачила, а разгребать нам?