— Нет, как-то не упоминала, — голос буквально измывался, я чувствовала, что Люкка буравил взглядом мой затылок.
— Да, да, Женечка настоящий трудоголик. В общем, стоит признаться, — щебетала мамаша, — мы уже и не думали, что она сможет с кем-то познакомиться. Ну, вы понимаете, Женечка не дурнушка, конечно, но и не писаная красавица… — Мама осеклась, догадавшись, что ее понесло. — Мы, честно, очень переживали с папой, а тут вы… Такой… — Вложила она в единственное слово многочисленные эпитеты мужской красоты. — Знаете, она очень, очень ранимая. Она такая, — и тут мама не нашла ничего лучше, как нараспев продекламировать четверостишье собственного сочинения: — "Возможно дура ты, но видит бог! Прекрасна, если просто приглядеться! Вблизи ты так походишь на цветок, а запах западает прямо в сердце".
"Я Пастернака не читал, но, знаю, сволочью он был известной!" Я кашлянула, чтобы заполнить неловкую паузу.
Мама подхватила торт и унеслась в гостиную, торопясь отобрать у отца остатки коньяка и жирную грудинку, которую ему запретил врач.
Я прижалась лбом к дверце навесного шкафа, боясь даже оглянуться. Люкка встал рядом, облокотившись о стол, и скрестил руки на груди.
— Без комментариев, пожалуйста, — сквозь зубы пробормотала я.
— Значит, день и ночь кропишь над романом? — Услышала я бархатный голос.
— Господи, хватит! Я и так сейчас умру от стыда! — Взмолилась я. Оказывается, он внимательно следил за моим нервным лицом, в глазах плясали самбу черти. Его губы отчего-то находились совсем рядом с моими.
И что-то случилось со мной. Как будто внутри сверкнуло, а внизу живота как-то странно заныло. Неожиданно нахлынула волна необъяснимого смущения.
Когда мы добрались, наконец, до моего дома, то Город накрыла темнота. Загорелись мириады ночных искусственных огней. Маленький двор, заставленный автомобилями, окунулся в тишину и прохладу. За обратную дорогу я не могла выдавить ни единого звука, как сломанный граммофон, и чувствовала себя хуже некуда.
Он остановился у подъезда, заглушил мотор. На этот раз он вышел, а уже через какое-то короткое мгновение открывал дверцу у пассажирского сидения. Люкка нагнулся ко мне, в темноте скрылась его красота, только голос обволакивал:
— Пригласишь к себе?
Я быстро облизала губы и покачала головой, боясь даже покоситься на мужчину, чтобы не сдаться:
— Вряд ли.
Он усмехнулся и помог мне выбраться на тротуар. Поддерживая за локоть, Люкка проводил меня до подъезда. Пустой двор с одинокими тополями утопал в темноте, разбавленной лишь светом единственного фонаря. Как-то по-особенному грустно пахло осенним холодом. Дымное небо прорезали лучи прожекторов, заменяющие звезды. Только половинка бледной луны, чуть прикрытая ватой черных облаков, печально моргала на землю.