Первым побуждением Бенца было найти ротмистра Петрашева, если он еще здесь, и предупредить его о том, что на город движутся взбунтовавшиеся солдаты. Но может быть, офицеры гарнизона и ротмистр Петрашев уже знали об этом. Они обязаны были знать. И если, несмотря на известия, они наивно полагали, как и офицеры гарнизона, что речь идет о пустяковых беспорядках, Бенцу незачем было брать на себя роль паникера.
Поддавшись этим мелочным мыслям, Бенц заколебался, стоит ли разыскивать ротмистра Петрашева. И все же он продолжал думать о нем, или, точнее, о брате той, которую любил. Он должен был сказать ротмистру обо всем, что видел на станции П., не ради него, а ради его сестры. Бенц еще раз представил себе труп убитого офицера – подобная участь могла постичь и ротмистра, если бы он наткнулся на дезертиров. Теперь Бенц уже твердо решил во что бы то ни стало найти его и предупредить. Приказав солдатам сесть по местам, он велел Лаугвицу ехать к Петрашевым. Он надеялся застать ротмистра если не дома, то в офицерском собрании. Проезжая по улицам, Бенц хладнокровно размышлял о своем поступке, который казался ему безрассудным. Он был убежден, что надвигаются зловещие события, дезертиры с минуты на минуту могут ворваться на станцию. Бенц даже удивлялся, почему их еще нет. Ведь поезд, вероятно, отправился сразу же за их автомобилем. Бенц вздрагивал от каждого далекого свистка паровоза, от каждого звука, напоминающего выстрел. Он был взбудоражен недавними впечатлениями, и его воображение рисовало уличные сражения, пожары, исступление обезумевшей толпы, разрывы ручных гранат – кошмарные картины гражданской войны, о которых он читал в книгах. И все же решение его оставалось неизменным – отыскать ротмистра Петрашева или же убедиться, что его нет в городе.
Дом Петрашевых выглядел одиноким и заброшенным, в окнах не было света. Мохнатыми пятнами темнели заросли бурьяна в сумраке запущенного сада. Лишь кое-где белели осенние розы и гвоздики, чудом уцелевшие в разгуле дикой растительности. Бенц решил, что ротмистра нет дома. Если он еще не уехал, то автомобиль ждал бы его у ворот, а если отослал машину, то в доме был бы свет, хотя бы в одном из окон. Оставалось попытаться найти его в офицерском собрании или в казармах и попутно предупредить болгарских офицеров о грозящей опасности.
Чтобы окончательно убедиться в том, что дом пуст, Бенц с силой нажал на ручку калитки, ожидая встретить сопротивление замка. Однако калитка распахнулась, и в тишине улицы прозвучал хорошо знакомый пронзительный скрип. Почему калитка не заперта? Очевидно, ротмистр Петрашев впопыхах забыл запереть ее, и Бенц удовлетворился бы этим объяснением, если бы новая мысль, быстрая и ослепительная, как молния, не пришла ему в голову и не пронзила все его существо. В следующую секунду Бенц кинулся к парадному крыльцу так стремительно, что Лаугвиц и солдаты, должно быть, подумали, что они попали под команду свихнувшегося офицера. Бенц бежал по каменным плитам дорожки, и стук его сапог отдавался в тишине сонного сада. Стихийна сила любви: она делает нас то беспомощно глупыми, то необычайно находчивыми; она и туманит и проясняет разум. Все зависит лишь от того, насколько наши мысли совпадают с ее порывами или противоречат им. Когда Бенц въезжал в город и отчаянно зарекался разыскивать Елену в Софии, ему и