Бенц намеревался заехать. в немецкое интендантство, если оно еще здесь, и, запасшись бензином, продолжать путь в Софию. Интендантство оказалось на прежнем месте и даже расширилось, заняв несколько бараков, откуда нестерпимо разило овечьими шкурами. Суматоха во дворе и на складах не удивила Бенца. Он узнал от унтер-офицера, что накануне был получен приказ срочно отправить все интендантские запасы в Софию. В невероятной спешке загружали десяток грузовиков. Рассказ Лаугвица насмерть перепугал несчастного унтера. Это был хилый, нервный, угнетенный своей материальной ответственностью унтер-офицер интендантской службы. Разгром болгарской армии, конечно, огорчил его, но не столько из-за опасности, угрожавшей флангу центральных сил, сколько из-за невозможности вовремя вывезти овечьи шкуры… Нет, их невозможно вывезти за одну ночь! Совершенно невозможно! Унтер в отчаянии заломил руки. Затем он угостил проезжих вермутом и поднес Бенцу расходную книгу, в которой тому надлежало расписаться за полученный бензин. Когда Бенц закрывал книгу, ему бросился в глаза корешок квитанции, приколотый булавкой рядом с именем того, кто перед ним получил бензин.
Бенц прочитал это имя и невольно вздрогнул.
Под впечатлением речи оратора, воодушевлявшего дезертиров на вокзале в П., и свежего воспоминания об искромсанном штыками офицере Бенц стал воображать всевозможные ужасы, вроде тех, о которых он слышал в разговорах про события в России. Но все это и даже его собственная судьба в хаосе свирепой болгарской революции совсем не волновали его. Если интендантский унтер-офицер, узнав о катастрофе, думал лишь о том, как отправить в Софию овечьи шкуры и снять с себя бремя ответственности, Бенц походил на него тем, что так же трагически смешно был поглощен безутешными размышлениями о своей любви. Судьба Германии словно перестала существовать для него. Он находился в том состоянии полного безразличия ко всему, что могло случиться, при котором логика поступков сохраняется, но человек действует машинально. Ему даже не пришло в голову, хотя бы из чувства долга перед союзником, предупредить болгарских офицеров о бунте дезертиров… Долг союзника! Ему казалось, что теперь эти слова звучат фальшиво. Если болгарским офицерам в тылу неизвестно, что творится на фронте, тем хуже для них. От всего союза, со всеми его договорами, соглашениями, парадами и речами, ото всей лжи и лицемерия осталось лишь право каждого, и в том числе Бенца, спасать свою шкуру, но теперь его мысли были заняты болгарским ротмистром в темно-синем мундире с галунами, который в тот день расписался в получении бензина в немецком интендантстве.