– Почему вы в таком виде? – спросила она.
Бенц выглядел далеко не элегантно: палаш и пистолет на поясе, тяжелые походные сапоги, белесые от пыли, взлохмаченные волосы и небритое лицо.
– Я еду не с парада. У вас не принято садиться?
– Можно даже поужинать.
Она улыбнулась, полагая, что обстановка разрядилась. Бенц уселся в кресло, пытаясь поддерживать шутливо-капризный тон, которым говорил до сих пор. Он решил объяснить ей ситуацию, избегая при этом пугающих подробностей. Елена потянулась к звонку, чтобы позвать Сильви.
– Оставьте! – остановил ее Бенц. – Для ужина нет времени! Ведь я отвечаю за солдат…
– За каких солдат? – удивленно спросила она.
– У ворот стоят немецкие солдаты.
– Что они здесь делают?
– Ждут меня.
На лице ее снова появилась тревога.
– Эйтель!.. – вскричала она. – Я хочу знать, что случилось.
– Фронт прорван, – с усилием сказал Бенц.
– Фронт прорван… – повторила она равнодушным, отчужденным голосом.
– Да, и на город идут взбунтовавшиеся солдаты.
Бенц в нескольких словах рассказал ей о своих утренних переживаниях, благоразумно не упомянув об убитом офицере. Елена слушала его рассеянно. Мысли ее явно витали где-то далеко. Наконец она как будто поняла, о чем идет речь, и с подчеркнутым удивлением спросила:
– И вы боитесь этих взбунтовавшихся солдат?
– Да, – с гневом ответил Бенц. Ее вопрос задел его. – Мне страшно за вас.
– А мне ничуть не страшно.
Бенц изумленно поглядел на нее.
– Вы не поедете со мной? – спросил он, думая, что надо увезти ее, пусть даже силой.
– Я останусь, – сказала она.
– Зачем?
– Вот именно, зачем? – переспросила она тоном, в котором теперь звучали цинизм, кокетство и нежность.
– Я спрашиваю вас! – настаивал Бенц.
– Ну что ж, – сказала она, – затем, чтоб остались и вы!
Бенц почувствовал себя совершенно растерянным. От его недавней решительности не осталось и следа. Елена стояла за столом, возбужденная, раскрасневшаяся, испуганная собственными словами. Выражение у нее было такое, что Бенц понял – пытаться переубедить ее бессмысленно. Он сознавал, что не в силах сопротивляться мысли, которую прочел в ее глазах. Да, он останется с ней! Он больше не сомневался в этом. Он походил на обреченного. Однажды в Камеруне ему привелось увидеть немецкого ботаника, ужаленного ядовитой змеей, которому осталось несколько часов жизни. До последней минуты ботаник скрывал свой ужас за поразительным внешним хладнокровием. Сейчас Бенц походил на него. За внешним спокойствием и молчанием, которыми он встретил ее слова, таилось предчувствие неотвратимости судьбы, ужаса предстоящего безмерного страдания. За долгие месяцы одиноких размышлений в П. Бенц пришел к убеждению, что любовь этой женщины и те муки, которые она ему причиняла, связаны с какой-то бездонной и непроницаемой тайной самой жизни.