Доктор Жандрон проводил наверх и ее.
В гостиной осталось только трое - мировой судья, Лекок и костоправ Робло, по-прежнему державшийся поближе к дверям.
- Бедная Лоранс, - прошептал старый судья, - бедная девушка!…
- Мне сдается, - заметил сыщик, - что более всего достоин жалости ее отец. В его возрасте трудно оправиться от такого удара. Как бы то ни было, жизнь его разбита.
Полицейский был взволнован и хоть пытался скрыть свои чувства от окружающих - у каждого свое самолюбие! - но портрету на бонбоньерке он признался в них без утайки.
- У меня было предчувствие, - вновь заговорил судья, - я так и ждал, что произойдет нечто в этом роде. Я разгадал тайну Лоранс, но, увы, слишком поздно.
- И вы не попытались…
- Что я мог? В подобных щепетильных обстоятельствах, когда от одного слова зависит честь уважаемого семейства, приходится быть особенно осмотрительным. Что мне оставалось? Предупредить Куртуа? Бессмысленно. Прежде всего, он бы мне не поверил. Люди, подобные ему, ничего не хотят слушать, и только жестокая действительность открывает им глаза.
- Можно было обратиться к графу де Треморелю.
- Граф стал бы все отрицать. Он спросил бы, по какому праву я вмешиваюсь в его дела. Это только поссорило бы меня с Куртуа.
- Ну а сама девушка?
Папаша Планта тяжко вздохнул.
- Хоть я и ненавижу совать нос в чужие дела, однажды я попытался с ней поговорить. С бесконечными предосторожностями, с прямо-таки материнской нежностью, поверьте, не подавая вида, что мне все известно, я попытался внушить ей, что она катится в пропасть.
- И что она ответила?
- Ничего. Она смеялась, шутила, как смеются и шутят все женщины, которым есть что скрывать. Но с тех пор мне ни разу не удалось пробыть и четверти часа наедине с ней. Хотя до того, как я отважился на этот неосторожный шаг - потому что говорить было неосторожно, надо было действовать, а не говорить, - мы с ней были лучшими друзьями. Дня не проходило, чтобы она не совершила набега на мою оранжерею. Я позволял ей обрывать самые мои редкостные петунии - это я-то, от которого и папа римский не дождется цветка! Она назначила меня своим придворным поставщиком цветов. Это ведь для нее я собирал коллекцию южноафриканского дрока. Моей обязанностью было поставлять его для ее жардиньерок…
Воспоминания настолько его растрогали, что Лекок, наблюдавший за ним исподтишка, не удержался от лукавой гримасы.
Судья хотел было продолжать, как вдруг, оглянувшись на какой-то шум, доносившийся из вестибюля, заметил костоправа Робло. Лицо его заметно омрачилось.
- Вы были здесь все время? - спросил он.