«Дорогая мама, это я опять пишу, а не папа. Потому что его вызвали в госпиталь. Его часто вызывают. Потому что служба, ничего не поделаешь, мама, приходится…»
Он просидел за письмами заполночь. И, когда наконец заснул, на столе под тусклой лампочкой осталось лежать два бумажных треугольника. Один: «Москва, Никитский бульвар, Н. Денисьевой» и другой: «Москва, улица Горького, Л. Незвановой».
Утром Мишины треугольники на самолёте «С-15022» полетели в Москву. А сам Миша вышел из флигелька, пересек обширный двор и постучался в ветхую дверь сторожки. За дверью послышался тонкий голосок Онуте:
— Галима!
Миша уже знал, что «галима» значит «можно», и толкнул дверь. Сеней не было, и он сразу же очутился в комнате. Онуте сидела с книгой у маленького, забранного частой решёткой оконца.
— Миколас! — обрадовалась она. — Заходи.
— Лабас, — сказал Миша.
— Лабас, — улыбнулась Онуте и кинулась наводить порядок: поправила одеяло, взбила подушку, убрала со стола консервную банку, вытерла цветастую клеёнку.
А Миша взял книгу, которую Онуте оставила на подоконнике, и принялся разбирать длинное, непонятное слово на переплёте:
— «Э — ле — мен — то — риус», — с трудом прочитал он и заглянул в книгу. — Это что? Букварь?
Онуте кивнула головой.
— А зачем букварь? — спросил Миша. — Разве ты читать не умеешь?
Онуте смутилась:
— Ни… умею… Только я позабыла… — Она стала ноготком скрести какое-то пятнышко на клеёнке. — Дядя Корней сказал: скоро школа откроется. И надо вспомнить, а то не примут.
— Примут! Всех принимают! — Миша стал перелистывать замусоленные страницы. — А стихи тут есть?
Онуте перестала царапать клеёнку:
— Какие… стихи?
— Всякие! Пушкина там… Маяковского. Стихи — это как песня, то же самое. Только надо не петь, а говорить. Вот сейчас, вот я тебе скажу какой-нибудь. — Он бросил букварь, встал в позу: — Вот это… песня, а можно как стихи. Слушай!
Он отставил ногу и начал:
Широка страна моя родная,
Много в ней…
Онуте притихла, пристально глядя на Мишу. Вдруг она протянула к нему руку:
— Погоди!.. Я знаю. Она тихонько запела:
Много в ней лесов, полей и рек.
Я другой такой страны не знаю.
Где так вольно дышит человек!
Правильно?
— Правильно! — обрадовался Миша. — Видишь, ты знаешь!
Онуте застенчиво улыбалась:
— Это само… Это нечаянно вспомнилось.
Она задумалась. Сколько всего сразу вспомнилось ей, как только она услышала слова этой песни! Ей вспомнилось, как четыре года назад, когда она была маленькой, был большой праздник. На площади Катедры собралось много народу. Все пели эту песню. Папа и мама держали Онуте за руки и пели вместе со всеми. А Онуте подпевала: «Я другой такой страны не знаю…»