— Для нашего случая вполне сойдет и верхняя половина туловища, — решительно возразил я. — Прошу, делайте ваши ставки, господа.
Пристально разглядывая девушку и прикрывая бумажку рукой, каждый выставил свой балл.
— Готово? Прекрасно. Огласите ваши оценки.
Голоса членов жюри распределились следующим образом: искусствовед — 4 балла, молодой бурильщик — 2, человек трудной судьбы — 6.
— Итого, — резюмировал я, — 4 балла.
— Ну и что? — спросил искусствовед. — О чем это свидетельствует?
— Пока что — ни о чем. — Я решил преждевременно не раскрывать карты. — Это только первая фаза эксперимента. Теперь приступаем ко второй. Наиболее ответственной. Прошу максимальной сосредоточенности. Итак, представьте себе, что молодая женщина за противоположным столом — не абы кто, а, допустим, табельщица с вашей буровой, или, еще лучше, — кассирша, доставляющая вам раз в месяц зарплату, и ваше отношение к ней продиктовано не только ее обаянием и овалом ушей, но также мыслью о том — сумеет ли она добраться до вас через топи и болота на стареньком вездеходе в сопровождении таких же стареньких вохровцев в зимнюю стужу и весеннюю распутицу, в жаркое летнее пекло и непролазную осеннюю пору в своих изношенных сапожках, но с полным девичьей решимости взглядом, от которого шарахается всякая болотная тварь, читая в нем твердую готовность прихлопнуть первого попавшегося под руку комара и угрожающее предупреждение всем остальным: «Ну, кто еще хочет попробовать нежного тела кассирши? Налетай, гнус, проклятый!» — или всё же застрянет она где-нибудь в вязкой трясине, трепетно прижимая к упругой, еще не знавшей мужской ласки груди ведомость с начисленной зарплатой, и придется вам тогда куковать без денежного довольствия еще невесть сколько времени (а вино в магазине уже в долг не дают), и вот с этими тревожными мыслями — удастся ли вам в конце рабочего дня поправить свое пошатнувшееся здоровье или нет? — вы носитесь целый день по поселку, забыв про план, про взятые на себя повышенные обязательства, то и дело всматриваетесь до рези в глазах в ту сторону, откуда должен появиться долгожданный вездеход с сострадательной кассиршей в стоптанных сапожках… А его всё нет и нет. И когда он будет — мне неведомо. — В этом месте я прервал свой душещипательный рассказ.
Молодой бурильщик, слушавший байку с открытым ртом, взволнованно спросил:
— Куда ж он запропастился? Долго ли нам еще дожидаться?
— Не знаю, — мрачным голосом отозвался я, — не в моей власти ускорить приезд кассирши. Да и жива ли она вообще — я тоже не знаю. Не от меня это зависит.