– А все-таки весело тогда было, – проговорил Хадзимэ каким-то неестественно бодрым голосом. Он, похоже, тотчас захмелел.
– Это когда же?
– А когда на Новый год мы всей семьей путешествовали. Побывали в Осака, Киото.
– Ах, тогда? Верно. Тебе было лет шесть.
– Весело провели время.
– Хм, вот как? Неужели так весело? – Я был поражен. – Ведь мы ехали тогда в ужасной тесноте и немало натерпелись.
– Да, вроде бы так.
– В переполненной электричке добрались до Осака, а дальше, до Киото, решили ехать на машине, но оказалось, что шоссе совершенно забито. Кое-как дотащились до Киото, потеряли немало времени. И на обратном пути тоже была давка. – Но Хадзимэ, видимо, этого не помнил. – Ты что, забыл? А храм Сандзюсандо?[8]
– У меня почему-то в памяти осталось только ощущение радости. Нет, точно, – проговорил Хадзимэ и раскатисто расхохотался.
Зато мне запомнились только автомобильные пробки. Именно я предложил поехать всей семьей, но нам пришлось пережить немало трудностей, и в памяти не осталось ничего, кроме раздражения и досады.
– Вот уж не ожидал! Ведь тогда и у вас всех были хмурые лица.
– Хм. – Хадзимэ с непроницаемым видом потягивал пиво.
– И все же, неужто было так весело? – переспросил я и вздохнул.
– Конечно, весело.
– А разве поездка в Синею не получилась более приятной, чем та? Это было тоже в новогодние праздники. Снег шел.
Хадзимэ налил мне пива, а я в свою очередь наполнил его стакан. Он сразу же осушил его. Я подлил ему еще.
– А не помнишь, как мы под зонтиками ходили на горячие источники?
– Да, припоминаю.
– Дзиро был тогда совсем маленьким. У него из-под зонта только ноги едва выглядывали, и сзади казалось, что шагает один зонт. Все от умиления смеялись.
– Да-да.
– Выпьешь еще?
– Угу. – Хадзимэ мог, видимо, пить сколько угодно.
– Я… Я чувствую себя виноватым перед тобой, отец, – вдруг начал Хадзимэ. Я заметил, что глаза его увлажнились, словно он вот-вот заплачет. Нет, он и в самом деле плакал. – Сейчас не такие времена, чтобы мне жить нахлебником. Ты выдержишь, не умрешь, директор? – Глазами, полными слез, сын смотрел на меня в упор. Его губы, мокрые то ли от слюны, то ли от пива, мелко дрожали. – Я понимаю, как тяжко приходится нашему директору. До сих пор мы жили, ни в чем не зная нужды. – Хадзимэ опустил сжатые в кулаки руки. Его широкие и прямые, как доска, плечи напряглись. – Если ты, директор, сейчас умрешь, на мне останется неоплаченный долг за твою доброту. Я не хочу твоей смерти. Мне нужно только одно – чтобы ты жил. Мне довольно и этого. Если издательство потерпит крах, я восстановлю его. Только нужно, чтобы ты дожил до тех времен.