Грейс, находясь в стране счастливых грез, не раз оглядывалась назад и вспоминала год, предшествовавший скандалу, когда человек, который был страстно влюблен в нее, казался ей холодным и чужим. И только по той настойчивости, с которой он искал ее общества, и тому удовольствию, с которым, зная ее любовь к чтению, рекомендовал ей то или иное произведение из лучшего, что было в современной литературе, леди Перивейл могла теперь судить, что его дружба была чем-то большим, чем просто восхищение, испытываемое каждым интеллигентным человеком при виде молодой, красивой и также интеллигентной женщины. Но, как бы ни восхищался Холдейн красотой, начиная с ее духовной сущности в картинах Берн-Джонса и кончая самой земной ее ипостасью, олицетворяемой римской цветочницей на ступеньках церкви Святой Троицы, его чувства никогда бы не были покорены красотой в сочетании с глупостью. Он был человеком, для которого общность мыслей являлась необходимым элементом любви. И в Грейс Перивейл он обнаружил и ум, и воображение, родственные его собственным мыслям и мечтам. Он находил совершенное счастье в ее обществе. Но тогда он был счастлив стать ее другом и не торопился признаться в любви, полагая, что в будущем, близко узнав его характер и душу, она правильно истолкует его чувства и побуждения.
А затем он испытал жестокий удар, когда, после мучительной ревности, заставившей его думать, будто она предпочитает ему полковника Рэннока, он услышал рассказ об их путешествии по Югу.
Он яростно опровергал клеветнические слухи. Если действительно правда, что ее видели в обществе Рэннока, то как можно, зная ее, хоть на мгновение усомниться в законном праве полковника на ее общество. Значит, они без огласки поженились, но, по какой-то известной только им двоим причине решили отложить обнародование сего свершившегося факта.
Но над этой яростной защитой и над его «простодушием» смеялись.
– Неужели вам не приходилось слышать о женщинах, забывших приличия? – спрашивали друзья. – Неужели, долгие годы живя в цивилизованном обществе, вы не знаете, что женщины способны на самые неожиданные поступки? Неужели вам никогда не приходилось слышать, что наиболее утонченные женщины, получившие самое лучшее воспитание, имеют пристрастие к бутылке и спиваются насмерть? И неужели вам не доводилось знать об ангелах домашнего очага, преданных женах и матерях, которые после двадцати лет почтенного и добродетельного супружества бежали из дома с учителями пения собственных дочерей? А с богатыми женщинами это случается чаще, чем с другими. Их развращает само их богатство. Эти маленькие Клеопатры мечтают о безумной страсти какого-нибудь Цезаря или Марка Антония.