— Приказания будут?
— Воздушный дозор, разведка дороги. Как и раньше.
Расправив Крыло, я приготовился взлететь. Пусть торговец идет пешком, я все-таки Крылатый…
— Данька, постой…
Я обернулся.
— Меня зовут Габор. Запомнишь?
— конечно, Габор, — ответил я. — Запомню.
И взмыл в темное небо.
До города торговцев мы добрались через неделю. Без всяких приключений, даже вспомнить нечего. Единственное, что изменилось, — это отношение к нам взрослых. Нас не то чтобы боялись или невзлюбили, но при нашем появлении разговоры стихали, лица у всех делались кислыми и скучными.
Тяжело выделяться из толпы и при этом продолжать с ней общаться.
Только Габор со своей семьей относился к нам по-прежнему. Даже подчеркнуто по-прежнему, словно ничего и не произошло. О тьме, которая затаилась в Лэне, он больше не говорил. А я, как ни старался, разглядеть ее не мог. Не те способности, наверное. Спросить совета у котенка я не рискнул. Мало ли что он мог посоветовать…
Поздно вечером, хотя время никакой роли не играло, мы перевалили через горы и увидели город. Караван остановился без всяких приказов, и Габор даже не стал этим возмущаться.
Посмотреть действительно было на что.
Город был освещен. В городе Крылатых никто и не додумался поставить на улицах фонари, а окна закрывали так плотно, словно боялись воздушного налета.
Торговцы не боялись никого. Или делали вид, что не боятся. Из окон лились на улицу потоки света, на перекрестках и площадях стояли фонари — чаши, в которых горело белое пламя.
Город оказался не таким уж и большим, занимал побережье вдоль моря и холмы вокруг. Сразу было видно, что он вырос вокруг порта. Там стояло десятка два кораблей, еще один медленно выходил из гавани.
Ко мне тихонько подошел Лэн, болтавший о чем-то с дочкой торговца. С кислым видом спросил:
— Чего они так восхищаются? Город как город, только фонарей на улицах натыкали… Глазам от них больно.
— А ты очки сними, — посоветовал я. И почувствовал, как во мне тоже что-то меняется. Словно я переключился с Настоящего зрения на обычное.
На меня упала тьма. Но сквозь нее пылали фонари на улицах, и падал теплый свет из окон, и перемигивались огоньки на парусниках, а море отражало весь этот свет, превращало его в мягкое разноцветное мерцание, дрожащее на волнах.
— Ух ты… — прошептал Лэн. — Ух ты…
И я подумал, что он ведь никогда не видел звездного неба или ярко освещенных улиц. Тьма заставляла его носить очки, бороться с собой. А ведь темнота тоже бывает красивой — когда в ней прячется свет.
— Почему у нас не так? — прошептал Лэн. — Почему?